В тени сталинских высоток

Атмосфера города была пропитана зловещими слухами и домыслами. Несмотря на все это, институтские будни шли как обычно. Программа второго курса дополнилась специальными предметами – клаузурой[49] и начертательной геометрией. Клаузура способствовала начальным навыкам для развития воображения, образного мышления, фантазии и композиционных способностей. Требовалось разработать простейший графический эскиз – идею небольшого объекта. К примеру, это мог быть садовый павильон, торговый киоск, беседка и даже общественный туалет. За три академических часа следовало изобразить свой замысел в трех масштабных измерениях – план, разрез, фасад. Творческий процесс завершался обсуждением достоинств и недостатков каждой клаузуры. Преподаватели ставили итоговую оценку. Все студенты очень любили это занятие и увлеченно творчески соперничали. Зато начертательную геометрию мы проходили в обстановке явной неприязни к «москалям»: эту дисциплину преподавал небезызвестный пан Кернякевич. Он был большим знатоком этого сложного предмета и автором нескольких учебников. Но от этого было не легче. Пан в оскорбительной форме обзывал нас «пся крев» («собачья кровь»). При этом на хитром лице изображал недобрую гримасу и указательный палец прикладывал к виску. К счастью, вскоре на кафедре появился русскоязычный преподаватель, и курс разделился на два параллельных потока.

Тем временем приближался Новый год. Он должен был стать переходным этапом в моей студенческой жизни. Не раздумывая, я отправился в Черновцы. За бокалами шампанского родители мечтали о будущем, как лучше отпраздновать мои двадцать пять лет… Все были в прекрасном расположении духа. Отец с Яной распевали любимые песни. Гости танцевали под патефон и весело общались. Я не мог налюбоваться неувядающей красотой мамы.

Семейная катастрофа

Ничто не предвещало беды. Через несколько дней я вернулся во Львов. Окунулся с головой в учебу. Вечером 16 февраля, как обычно, после занятий возвратился в общежитие. Дежурная по этажу молча вручила мне телеграмму: «Большое горе приезжай немедленно мама». Утром я был в Черновцах. Дверь открыла мама, постаревшая на годы вперед. Сквозь ее рыдания я уловил самое страшное:

– Вчера… в автокатастрофе… погиб…

Беда, постигшая нас, не поддается описанию. Невозможно найти слова, созвучные с горечью утраты самого близкого человека. Война пощадила, а мирное время проявило сверхжестокость. Существует несправедливая закономерность – лучшая часть человечества уходит из жизни очень рано. Отцу было только сорок семь лет. Сломался не только весь наш жизненный уклад, но и планы на будущее. Черная полоса жизни, как полярная ночь, окутала наши души. На предприятии объявили день траура. Все сотрудники и сотни горожан провожали отца в последний путь. Я очень боялся за маму. Но она мужественно держалась из последних сил. Яна беззвучно плакала, сгорбилась и вся ушла в себя. В осиротевшей большой квартире невыносимо было находиться. Каждый уголок напоминал об отце. Казалось, вот-вот прозвучит его спокойный, умиротворяющий голос…

Выяснить истинную причину гибели отца до конца не удалось. Под городом Снятин[50] машина, на которой он ехал, почему-то перевернулась… Нам был дан уклончиво-лаконичный ответ:

– Ведется следствие. О результате сообщим.

После похорон меня больше всего тревожила мысль, как я оставлю маму одну в состоянии непоправимого горя. К счастью, родители успели обрасти прекрасными друзьями. Меня заверили, что ее одну не оставят. Приехав во Львов, даже не заходя в общежитие, я направился в институт. Декан положил руку мне на плечо и тихо произнес:

– Разделяю ваше горе. Мне сообщили о телеграмме. Крепись. Приди в себя. Соберись с мыслями, как бы тяжело тебе ни было. В память об отце ты обязан стать не просто хорошим, а по-настоящему классным специалистом. Кстати, появилась возможность командировать тебя в Москву. Передашь ректору МАРХИ Кропотову ряд документов и письмо от меня. Заодно и познакомишься с ним. Захвати свои проекты и копию трудовой книжки. Шансов на переход немного. Но нет правил без исключений. Желаю удачи. Жду возвращения с хорошими вестями.

Я понял, что мудрый декан, как в шахматной игре, разыграл самую правильную комбинацию. Деловое поручение облегчало первое знакомство с Москвой. Меня все больше переполняло чувство благодарности к этому необыкновенному человеку. Перед отъездом я решил посоветоваться с ним: как морально и материально совместить предполагаемое продолжение учебы в Москве с поддержкой осиротевшей семьи? Декан сразу прояснил ситуацию на собственном примере: