В тени сталинских высоток

Через полтора десятка лет после окончания МАРХИ я переступил его порог в качестве главного архитектора крупнейшего проектного объединения Госстроя Союза. А пока «на подхвате» меня привлекали к различным проектным работам в качестве «разнорабочего-архитектора» с незаконченным высшим образованием. Дипломированные сотрудники мастерской с небольшим стажем работы, вообразив себя мастерами, воротили нос от кропотливой и нудной работы. Я, напротив, охотно ее выполнял. Интуиция подсказывала: глубокое познание «анатомии» проекта позволит в будущем уверенно и решительно брать быка за рога. Потому приходилось жертвовать многим ради достижения конечной цели.

Люблю тебя, Петра творенье…

В тот период вхождения в профессию каждый день был до предела заполнен. Их нескончаемый, запрограммированный поток временами прерывался редкими семейными торжествами и праздниками. Первый Новый год в Москве я «тусовался» всю ночь на веселом капустнике в актовом зале МАРХИ. Правда, слово «тусовка» появилось позднее.

Как говорится, ничто человеческое мне не было чуждо. Милая вдовушка по имени Ольга, работавшая техником-архитектором в мастерской Алабяна, сумела заполнить вакуум моей холостяцкой жизни. Она была старше меня. В войну потеряла мужа. Была необыкновенно привлекательна. Мужчины мастерской недвусмысленными взглядами обволакивали ее фигуру, когда она проходила мимо. Мы с ней работали сдельно, поэтому не раз вдвоем оставались в мастерской до позднего вечера.

Жила она в коммуналке в районе площади Ильича. Оттуда до Таганки – рукой подать. Я стал часто оставаться у нее. Утром вместе ехали на работу. Чтобы мама не волновалась, придумал версию о вынужденном ночлеге, в связи с поздним временем, у приятеля по работе. Мудрая мама делала вид, что верит. Думаю, она прекрасно понимала, что в моем цветущем возрасте монашеский образ жизни вести нельзя. В коммуналке проживали две старушки и тихий, непросыхающий мужичок неопределенного возраста. В общем, добрые и приветливые москвичи, не озлобленные нуждой и одиночеством. Ольга в свои тридцать лет была отличной кулинаркой. Моя мама необыкновенно вкусно готовила, но Ольга ей не уступала. Благодаря ей, параллельно с вхождением в архитектуру, я прошел неплохую школу предначертанных природой взаимных отношений.

Несмотря на фактор, отвлекающий от работы, я относительно ровно, без отставаний, укладывался в насыщенную учебную программу. Вся группа находилась в ожидании плановой поездки в Ленинград, намеченной на весну перед завершением третьего курса. Это была старая творческая традиция стажировки будущих архитекторов. Она появилась еще со времен Петра I. Правда, тогда учащихся отделения архитектуры Императорской Академии художеств в Петербурге направляли на стажировку за границу. Более ста пятидесяти лет назад академия стала первоосновой зарождения высшего образования по трем знатнейшим направлениям – архитектуре, скульптуре, живописи.

Многие из моих сокурсников уже успели познакомиться с чудо-городом на Неве. Для меня же это был первый выезд. Я заочно был влюблен в этот город, пропитавшись многочисленной иллюстрированной информацией. В память глубоко врезались неповторимые строки из «Медного всадника» Пушкина:

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады,
И я́сны спящие громады
Пустынных улиц, и светла
Адмиралтейская игла…

Ленинград встретил нашу шумную веселую ватагу солнечной, ласкающей, теплой погодой. Не часто он жаловал своих жителей и гостей такими приветливыми денечками. С площади Московского вокзала открылась захватывающая дух перспектива Невского проспекта, воспетого в свое время Гоголем. Вдали взметнулась ввысь и была «светла Адмиралтейская игла». Руководил нашим групповым выездом большой оригинал по фамилии Акимов. Многие годы в МАРХИ он занимался исключительно их организацией.

Несмотря на почтенный возраст и полноту, за ним трудно было угнаться при выполнении экскурсионной программы. Во время стремительного движения верхняя часть его туловища была наклонена вперед. Короткие ноги перемещались со скоростью секундной стрелки. Чем-то он напоминал рвущегося вперед быка, завидевшего тореадора. Мы вынуждены были нестись за ним, расталкивая прохожих: сказывалась нетренированность в скоростной ходьбе.