Читаем В тесных объятиях традиции. Патриархат и война полностью

Гендерно отмечены также и оклики и обращения женщин и мужчин друг к другу в прямой речи. Наиболее распространенные в просторечии оклики — это «ахчи» для женщины и «ара» для мужчины, выделенные особой интонацией. (В обоих случаях ударения падают на первый слог). Полагаю, эти обращения связаны с историческим периодом соблюдения в семейных отношениях обычаев избегания и регламентирования общения между отдельными родственниками, когда мужчины и женщины, находящиеся в браке, в присутствии третьего лица не смели обращаться друг к другу по имени[119]. Нарочито сдержанное и официальное обращение супругов друг к другу считалось нормой. Например, в прямой речи: мужчина (=муж), эй, мужчина! (A mard, he a mard). Повсеместное бытование ранних браков в прошлом порождало ситуации, когда жена (13 лет) обращалась к мужу (35 лет) «дядя» (dadai).

Мать избегала обращаться к своему ребенку по имени (особенно если он носил имена родственников со стороны мужа) и прибегала а) к этим окликам (ара), б) к параллельно существующим мусульманским именам типа Гасан, Али, Гули[120]. Как объясняют информанты, подобные регулирования речи связывали с боязнью сглаза, кох-а — попранием сатаны, т. е. «логика» такая — темные силы услышат имя ребенка (обычно это касается только мальчиков) и легко и беспрепятственно нанесут ему вред, вплоть до болезни и смерти. Именно так объясняли внезапную болезнь и смерть детей. Что касается девочки, то про нее говорили: «пусть ослепнет тот глаз, что сглазит девочку». (K’uŕana ēn aškver bidixč’kannikya). Здесь подразумевается, что она уже несчастна тем, что родилась девочкой, которая сама по себе «ущербна», по биологическому факту своего рождения. В настоящее время такие представления постепенно отходят в прошлое. В последние годы на окрики «ахчи» все чаще можно услышать недовольное возмущение женщин — «Я не „ахчи“, „ахчи“ — на базаре! У меня есть имя».

Обращает внимание эквивалентность в армянском языке слов мужчина — муж (mard), женщина — жена (kneg), хотя существует и более формальное название супруга-супруг (amusin). В Карабахе часто также используют для обозначения супружества — мой суженый (букв. ‘тот, с кем я обручена’ — nšanacs). При этом часто речь может идти о супружеской паре, история брака которых исчисляется не одним десятилетием. Так коннотируется установка на необратимость выбора, предопределенность партнера.

В косвенной речи до сих пор сохранилась архаичная форма речевой номинации мужа женой и наоборот — ‘наша жена’ (mer kneg’) и ‘наш муж’ (mer mart’), что при переводе на русский язык звучит абсурдно[121]. Мать и отец ребенка также не должны были выпячивать напоказ свое материнство и отцовство. Соответственно до сих пор употребляется сочетание ‘наш ребенок’ (mer xoxan), то есть ребенок всего рода, всей фамилии, клана. Подобные ограничительные словосочетания в речевом этикете призваны соблюсти толерантность, вежливость и скромность говорящего по отношению к присутствующим здесь людям, обделенным семьей, бесплодным или просто старшим. Интерес представляет также повсеместно распространенная в Карабахе форма представления мужчиной своей супруги: ‘мать моих детей’, вместо — ‘моя жена’, или просто имени. Такая форма презентации зафиксирована и в контексте городской культуры (г. Степанакерт, 1996 г., полевой материал Р. Чилингиряна). Многие мужчины, изменяя своим женам, рьяно доказывали, что при этом жену свою они «высоко почитают» как «мать своих детей» (сакрализация материнства, репродуктивной функции), тем самым жестко разграничивая функции жены-матери и сексуального партнера. Более или менее мирное сосуществование этих двух статусов, по крайней мере в сознании традиционалистски ориентированного мужчины, можно связать в целом с отношением к сексуальности, разграничением половых отношений для продолжения рода и для личного удовлетворения, удовольствия.

Статусные обращения в советский период отсутствовали, поэтому и сейчас не обиходны. Пожилые люди могут позволить себе обращение по признаку биологического пола, возраста и гражданского состояния — девушка, невестка, молодой (-ая) (ai axč’ig’, a oriort’; a hart’n; a jähil’). Здесь также можно наблюдать физиологическую тенденцию, биологический императив в номинациях и обращениях, как косвенных, так и прямых. Например, пожилую женщину, так и не побывавшую замужем, будут упорно называть ‘девушкой’ (axč’ig’). Соответственно, состоящую в браке девушку, будут называть ‘женщиной’ (kneg), даже если ей нет 18-ти[122]. Концепция «женщина» (общая для всех жизненных периодов и статусов женщины) малоупотребляема и выражается словом kinarmat (букв. ‘женский корень’), что также актуализирует сущностные, биологические характеристики.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное