Самый большой кабан, которого мне пришлось видеть в Тигровой балке, весил немногим меньше этого. Он вышел на закате из тростников на берег озера, вспугнул жировавших уток, напился и рысью тронулся вдоль края воды, забавно вертя своим маленьким хвостиком. В красноватых лучах заката его шкура казалась яркобурой. Временами он останавливался, рылся в иле, ловко поворачивая свое огромное туловище среди старых коряг. Затем он вдруг галопом промчался метров пятьдесят, замер и кинулся в обратную сторону. Мотая массивной головой с поблескивающими клыками, он стал расшвыривать коряги, сопя и хрюкая, после чего столь же неожиданно юркнул в тростники и больше не показывался. По-видимому, у него было веселое настроение. Я наблюдал за кабаном с другого берега, и, право же, зверь отнюдь не казался мне таким уродливым и мрачно тупым, каким его обычно изображают. Это забавное, смышленое животное в значительной степени оживляет дремучие заросли вахшской поймы. Надо надеяться, что численность кабанов будет постепенно возрастать под охраной заповедника. А там, глядишь, может и вновь появятся тигры.
ИСЧЕЗАЮЩАЯ АНТИЛОПА
«Вон они, вон!.. Три штуки!.. Да левее смотри!» — показывал на песчаный склон холма объездчик В. Шевцов. Мы тряслись с ним в кузове старого грузовика, вилявшего среди ухабов солончаковой дороги и вздымавшего тучи пыли. Машина шла вдоль окраин поймы, приближаясь к Кабаньему кордону. Я пытался разглядеть бегущих по склону джейранов, но ничего не мог увидеть. Володя продолжал показывать пальцем, и наконец я разглядел три маленькие фигурки, взлетевшие на гребень холма и остановившиеся как вкопанные. Затем, как по команде, они ринулись вниз и исчезли. Это случилось в один из первых дней моей работы в заповеднике. Затем я все время работал в пойме и только два месяца спустя выбрал день и специально пошел в пустыню как следует посмотреть джейранов и, может быть, при удаче сфотографировать их. Святая простота!
Я отправился в пески затемно, стараясь забраться подальше до наступления утра. Миновав обширные поля солончаков, я выбрался к первым рядам бугристых песков, заросших корявыми стволами саксаула и кустиками солянок. Здесь меня и застал рассвет. Мне часто приходилось встречать восход солнца в самых различных местах, в разное время года и при самых различных обстоятельствах. Но восход солнца в пустыне я тогда наблюдал впервые. Я никогда не подозревал, что пустыня может быть так хороша, что выжженные пески и чахлые кустарники дают такую гамму чистых светлых красок, а воздух столь чист, свеж и прозрачен. Стояла полная тишина, прерываемая иногда трелями хохлатых жаворонков и криками летящих на водопой рябков. Я устроил наблюдательный пункт в гуще старого саксаулового куста на вершине песчаной гряды, откуда открывался хороший кругозор. Там я просидел до самого вечера, чуть не задохнувшись от дневной жары (дело было в конце мая), видел много интересного…
Едва начало светать и появилась возможность что-либо разглядеть, перед моей засадой очутился еж. Он долго что-то разнюхивал под кустами, затем медленно заковылял вниз. Перед самым восходом появились маленькие ящерицы-круглоголовки. Они мелькали у меня перед глазами часов до И дня, когда палящее солнце загнало их в убежище. В лучах восходящего солнца на противоположной гряде показался волк. Его упитанные бока так и лоснились на солнце. Он спустился на солончак, пересек его, поднимая лапами белесую пыль, и скрылся за буграми, направляясь к пойме. Вплоть до захода ничего нового я не увидел. В разгар дневного зноя, когда во рту у меня все пересохло, в ушах стоял шум и я вертелся на своем посту, как на горячей сковородке, на соседнем бугре мелькнул чей-то силуэт, но дрожащий раскаленный воздух так и не дал мне рассмотреть, что это было. В общем джейранов я не увидел.
В другой раз я переменил тактику и прошел пешком по пескам около 15 километров. На этот раз мне посчастливилось больше, и я увидел джейрана. Одинокий самец, вспугнутый мною, отбежал метров на сто и долго осматривал мою фигуру, так что я смог разглядеть как следует, что это за антилопа. Неподвижность моей особы все же не успокоила джейрана, и, постояв с полминуты, он кинулся дальше, мелькая белым задом. Я хорошо понимал, что джейран — животное очень осторожное и увидеть его довольно трудно. Но я ожидал по крайней мере встретить в достаточном числе его следы. Ничуть не бывало. Следы, правда, были, но в основном старые и очень редкие. Кстати, след джейрана так же изящен, как и само животное. Тонкий, слегка вдавленный в почву, он напоминает по форме сердечко. К своему удивлению, я вскоре обнаружил, что эти следы регулярно встречаются в тугайных зарослях на звериных тропах, где, как я считал, джейрану быть не положено. Но об этом после.