Примерно через месяц, во второй половине июня, птенец заметно вырос и, хотя по-прежнему его покрывал плотный белый пух, на крыльях стали пробиваться первые маховые перья. Ожидая родителей, птенчик то сидел неподвижно на жарком солнце, то перемещался по гнезду, требовательно пища. Из гнезд воробьиной колонии уже вылетали птенцы, но орленок, как и его родители, не обращал на них никакого внимания. Я часто наведывался к гнезду, чтобы узнать, что приносят орлы своему дитяте. Однажды перед ним лежал мертвый полоз с оторванной головой, которого птенец не трогал ни в первый, ни во второй день. Ясно было, что эта змея еще велика для его маленькой глотки. В другой раз, когда я забрался в гнездо после прилета одного родителя, птенец сидел нахохлившись, и из клюва у него торчал хвостик тонкой змеи. Я не удержался от соблазна и вытянул у орленка из клюва змею. Это также был полоз около сорока сантиметров длиной. Затем добыча становилась все крупнее.
Птенец постепенно привыкал к моим визитам. Ему скучно было сидеть в гнезде одному долгие часы. Однако палящее солнце мало ему досаждало — весьма пригодилась его белая окраска. Видел он уже неплохо. Когда я сидел поблизости в засаде, выясняя, с какой частотой кормят орлы свое чадо, то орленок замечал своих родителей гораздо раньше, чем я. Завидя папу или маму, он начинал с писком двигаться по гнезду. Я тоже принимался вертеть головой, но опознавал возвращающегося змееяда только спустя несколько десятков секунд.
Затем мне снова пришлось отлучиться чуть ли не на месяц. Вернувшись в начале августа, я был уверен, что птенец уже вырос и покинул гнездо. Но все же решил это гнездо навестить, чтобы выяснить, чем кормили птенца за последние дни перед вылетом. Представьте себе мое удивление, когда я обнаружил своего питомца сидящим на краю гнезда и жадно пожиравшим только что принесенного солидного варана. Из покрытого белым пухом птенчика мой подопечный превратился в настоящего большого орла, с которым была уже опасно заигрывать. К тому же он за это время успел отвыкнуть от визитов. Едва я стал взбираться на дерево, как молодой орел расправил крылья и прыгнул с гнезда. По всей видимости, это был первый полет, так как, несмотря на частые взмахи крыльев, он через несколько секунд оказался на земле и стал оглядываться вокруг с изумленным видом. Еще бы: картина, которую он с момента рождения созерцал вот уже два с половиной месяца, внезапно резко переменилась. Мне пришлось взять сердито раскрывающего клюв юнца за крылья и посадить обратно в гнездо, где он сразу успокоился и дал надеть на лапу кольцо. Мы с орленком- быстро подружились, он позволял себя гладить по голове, а я даже попытался учить его летать, подбрасывая высоко в воздух Родители в это время навещали его раз или два в день, и корма юнцу явно не хватало. Не знаю, насколько помогли юному орлу мои уроки, но через несколько дней, 14 августа, гнездо опустело. Орленку в мое отсутствие удалось подняться в воздух, и к гнезду ни он, ни его родители в тот год больше не возвращались.
Мне стало немножко жаль, что я не присутствовал при первом полете орленка, но я хорошо представлял себе, как все это происходило, как после многих неудачных попыток крылья вдруг стали его слушаться, а воздух из пустоты превратился в плотную опору. Восходящие потоки вдруг ударили ему в распростертые крылья и потянули наверх, и он круг за кругом стал набирать высоту. Перед ним стремительно расширялся столь узкий до сих пор горизонт. Он впервые окинул взглядом обширные вахшские тугаи, теряющиеся на горизонте в утренней дымке, увидел далекие горные хребты и ледяные пики Гиндукуша, дрожащие в раскаленном воздухе… Он поднимался все выше и выше рядом со взрослыми орлами, и внизу перед его глазами разворачивался удивительный мир огромных пространств. Может быть, через неделю он будет парить над тропическими лесами — Цейлона или болотистыми джунглями у подножий великих Гималаев. Он залетит очень далеко, но куда бы ни занесли его крылья и мощные воздушные потоки, он всегда будет помнить этот маленький треугольник, нарисованный в пустыне сливающимися руслами двух полноводных рек, обширный лес на берегу одного из подковообразных озер, а там старую раскидистую турангу с темнеющим на макушке гнездом. И когда весеннее солнце начнет все выше подниматься в голубом небе, змееяд возьмет курс на север, на свою родину…
А сейчас он улетал все дальше и дальше, и в лучах солнца на его ноге тускло поблескивало металлическое кольцо — «Москва, В-53431».
В ПОИСКАХ ПТИЧЬИХ ГНЕЗД