В тихой Вологде

Тогда Девятковы решили всей семьей поехать на вечернюю службу в церковь, где хранилась чудотворная икона Божией Матери «Семистрельная», за 15 верст от города. Хозяин хорошо относился к Павлу, знал его как человека надежного и богобоязненного, и поэтому пригласил его ехать с ними. Ехали на линейке – экипаже, удобном для летних прогулок, с продольным кожаным сиденьем, где разместились Дмитрий Кириллович с женой и четверо детей. Все наслаждались ездой, правда, дети под конец разбаловались: Павел, сидящий на козлах, слышал неумолкающий детский гомон. Церковь стояла на холме, внизу протекала речка. Когда спускались к мосту, Павел услышал истошный детский визг и сразу затормозил. Оказалось, что Коля слетел с сиденья и попал под экипаж. Мальчика достали, сначала он был в беспамятстве, потом зашелся в плаче. На груди у Коли обнаружилась розовая полоса – значит, заднее колесо переехало через него. Отец, бледный, как полотно, с ребенком на руках собрался где-то искать доктора, но мать настояла, чтобы ехали дальше в церковь. Мальчика приложили к образу Богородицы, и он постепенно успокоился. Упросили священника отслужить молебен перед чудотворной иконой. После молебна Коля стал ходить как ни в чем не бывало. Приехали в город, показали мальчика доктору, оказалось, что все кости целы. «Это было чудо», – говорила мать, а отец добавлял: «И еще нам вразумление: к святыне надо ехать с благоговением»[10].

К концу рабочего дня Павел увидел, что его товарищи о чём-то возбужденно спорят. Один из них, Тимофей, размахивая газетой, радостно крикнул:

– Эй, Павел, слышал, какие дела творятся? Государь Император отрекся от престола!

Павел, ошеломленный, подошел поближе к рабочим.

– А чему тут радоваться? – наконец сказал он.

– А чего, хуже-то не будет. Ведь до чего дожили, в городе хвосты за хлебом, да за сахаром.

Вася поддержал:

– От войны устали, конца ей не видно. В деревне рук не хватает, мужики на фронте. Убитых немало. А германцы всё прут. Говорят, измена у нас аж на самом верху. – Он показал пятерней вверх. – Нету к ним больше доверия.

– Неизвестно еще, что дальше будет… – растерянно сказал Павел…

Второго марта Вологодская городская дума обратилась с призывом к населению: проникнуться величием момента и соблюдать спокойствие. В этот же день был избран орган революционной власти – Временный губернский правительственный комитет, ставший на тот момент реальным представителем Всероссийского Временного правительства. Председателем комитета стал член партии кадетов Виктор Андреевич Кудрявый. Вологодский губернатор А. В. Арапов добровольно сложил с себя полномочия.

* * *

Стоял жаркий июль 1917 года. Война продолжалась. После февральской революции в городе мало что изменилось, разве что очереди в хлебные лавки стали длиннее, а сахар давали только по карточкам. Губернские и уездные управы переименовали во временные комитеты, а их председатели теперь назывались комиссарами. В деревне тем более не было заметно изменений. Шли выборы в Учредительное Собрание, которому предстояло стать главным органом власти в стране. Почти везде большинство голосов получали эсеры.

Девятков набрал в свою мастерскую молодых парней, и теперь работали в две смены. Как-то Павел увидел, что старший сын хозяина, Иван, зашел во двор вместе с гостем.

– Павел, – крикнул он, – иди сюда, познакомься.

Тот снял фартук, вытер ветошью руки и подошел.

– Это мой друг, Алексей, тоже крестьянский сын, как и ты. Пишет стихи. Ты ведь любишь стихи читать. Посмотри-ка, здесь его творения напечатаны.

Павел взял протянутую ему газету под названием «Дело народа. Орган партии социалистов-революционеров. Петроград». Под стихотворными столбиками значилась подпись: Алексей Ганин. Павел посмотрел на автора стихов. Это был коренастый блондин с большими голубыми глазами и белыми бровями.

– Можно, я возьму стихи домой почитать? – спросил Павел.

– Забирайте газету насовсем, – смущенно сказал Алексей. – У меня много экземпляров.

Дома после вечерней молитвы Павел читал Татьяне стихи Ганина:

Отгони свои думы лукавые,
Полуденного беса молву;
Что-то светятся тучки кудрявые,
Чьи-то тени ложатся в траву…

Море свеч в небесах засветилося,

Сходят сонмы крылатых гостей,
И на скорби с небесного клироса
Льётся пенье бесплотных детей.

Близок свет. Перед радостной встречею

Причащаются травы росой.
Поклонись и мольбой человечьею
Не смути голубиный покой.

Голос у Павла задрожал. Татьяна утирала слезы…

Через два дня Иван Девятков обратился к Павлу с просьбой:

– Отвези нас завтра с утра на дачу в Толстиково. Я с отцом договорился, он тебя отпускает. Отдохнем денек. Целая компания едет: я, Ганин и его приятель с подругой.