В тихом омуте

— Значит, скоро весь город будет знать. Господи, как мне это выдержать?

— У вас есть друзья.

— Друзья Рона и друзья Гарри. Моих собственных ни одного.

— Есть еще решение, — сказал Тьюри. — Если вы проявите благоразумие и согласитесь…

Но Телма отвернулась, словно захлопнула перед голосом разума бронированную дверь:

— Нет.

— Но вы даже…

— Спрятаться за спину Гарри — это ваше решение?

— Гарри готов, как я вам уже говорил. Вы недооцениваете его. Он прекрасный, великодушный человек.

— Да, я его знаю. Добрый старина Гарри, всегда готовый отдать другу последнюю рубашку или проиграть ему в покер. Гарри — мастер проигрывать, не за это ли все так его любят? Он проигрывает так мягко и изящно, но проигрывает. Он всегда опаздывает на пароход. Почему?

— Может, он не хочет никуда плыть.

— А я хочу. И поплыву. Что бы меня ни ждало, это будет лучше, чем оставаться с Гарри в этом доме, в этом городе.

В ее голосе звучала решимость, и, словно в подтверждение своих слов, Телма взялась за иглу. Стала обшивать петли для пуговиц, пальцы ее двигались точно, быстро и не дрожали. То ли маятник остановился, то ли она от него отцепилась.

Тьюри встал и с трудом заковылял по комнате. У него затекли ноги, в ступни впились тысячи игл гораздо острей, чем та, которую Телма держала в пальцах. Она подняла голову и встретила его вопросительный взгляд.

— Перестаньте беспокоиться за меня, — резко сказала она. — Со мной будет все в порядке, пока я занята, пока что-то делаю. Завтра начну шить приданое ребенку. Все сошью сама… Не собрались ли вы уходить Ральф?

— Уже довольно поздно.

— Я-то надеялась, что вы побудете, пока Гарри не заедет за своими вещами. Он, наверное, прочел газеты и, может быть, очень потрясен. Гарри страшно волнуется за всех на свете: за друзей, дом, за пропавшую собаку.

— А вы — нет?

— Я? У меня нет друзей, никогда не было ни дома, ни матери, ни даже собаки. Вы удовлетворены моим ответом?

— Не совсем.

— Как вы любите анализировать людей, Ральф; только, пожалуйста, не пытайтесь анализировать меня.

Тьюри вспомнил, как то же самое, почти слово в слово, говорил ему Гарри под утро в воскресенье, когда они возвращались из Уайертона в охотничий домик: «Не пытайся подвергать анализу Телму. Я люблю ее такую, какая она есть. Пусть себе видит сны наяву».

Да, она их действительно видела, — сухо подумал Тьюри. — Надо же Гарри быть таким слепцом и дураком. Он держался с ней не как муж, а как всепрощающий папаша, всегда готовый простить своему дитяте любые прегрешения, жаждущий принять любые утешительные для себя объяснения.

— Я приготовлю вам чай, Ральф. Может, съедите какой-нибудь бутерброд?

— Нет, спасибо, ни того, ни другого. А Гарри я подожду.

— Вы очень добры. — Она собрала с дивана белье и встала, несколько неловко, видимо, еще не привыкла к новому распределению веса своего тела. — Надеюсь, вы извините меня, я пойду упакую вещи Гарри.

— Где он собирается поселиться?

— Он сказал, что снимет комнату в гостинице. Не знаю, в которой. Не спрашивала.

— Он будет продолжать работать на прежнем месте?

— Об этом я тоже не спросила. — Она помедлила в дверях. — Я говорю вам, говорю, а вы все как будто меня не понимаете. У нас с Гарри все кончено. Для меня он — часть моего прошлого. Мы оба должны уже сейчас забывать друг друга. Я твердо решила: было бы несправедливо по отношению к Гарри, если бы я продолжала общаться с ним и тем самым подавала бы хоть какую-то надежду, что мы можем снова сойтись. Я знать не хочу, где он живет и чем занимается. Желаю ему удачи — только и всего. И счастья, конечно.

— Как вы великодушны. — Телма не уловила иронии.

— Я не держу зла на Гарри. Да и с чего бы? Он делал все, что мог.

Когда она вышла, Тьюри взял в руки журнал, но читать был не в состоянии. Сидел и слушал шаги Телмы на лестнице и в прихожей, тяжелые и неуверенные, будто она тащила за собой какой-то груз. Он слышал, как она ходила по спальне прямо у него над головой, выдвигала и задвигала ящики, время от времени ворчала что-то, но звуки ее голоса глохли в перекрытии и не доходили до него в виде слов.

«Телма по-глупому испугалась, — подумал он. — Если бы Гарри смог заставить себя держаться с ней потверже, она, может, и уступила бы, согласилась бы опереться на него. Неоднократные протесты Телмы, ее притязания на независимость, возможно, лишь прикрывали тайное желание опереться на кого-то. Быть может, она не сделала этого только из страха, что Гарри не выдержит ее тяжести. И теперь надо, чтобы Гарри показал свою силу».

В соседней комнате зазвонил телефон, и Телма спустилась снять трубку, шла медленно, как будто заранее знала, что ничего важного не слышит, для нее все важное уже свершилось.

— Алло?.. Да, это я… Он пострадал?.. О, понимаю… Нет, я приехать не могу, это невозможно. Я подумаю, нельзя ли кого-нибудь послать… Спасибо за сообщение. Всего хорошего.

Тьюри встретил ее у гостиной.

— Гарри ранен?