В тихом омуте

Чарльз Бирмингем, высокий, сурового вида мужчина, которому не так давно перевалило за шестьдесят, говорил с сильным британским акцентом, приобретенным в Оксфорде и сохранившимся в неприкосновенности в течение сорока лет. Одевался он настолько строго, что всегда казалось, будто он идет на свадьбу или на похороны, а его холодные рыбьи глаза говорили о том, что ему безразлично, которая из этих церемоний ему предстоит.

Эстер не любила его, а он считал ее глупой, так что о духовном общении не могло быть и речи.

Он изложил цель посещения без околичностей:

— Миссис Брим наняла адвоката.

— Понятно. Я как раз вчера получила письмо от Гарри, в котором он сообщал, что они разъехались.

— Боюсь, вы не улавливаете сути, — сказал адвокат таким тоном, точно хотел добавить: «как и все женщины». — Речь идет не об их разводе. Оно касается будущего ребенка миссис Брим. Если бы Рон не был таким идиотом и не написал это письмо, а вы не поспешили бы отдать его в руки полиции, у нас был бы прекрасный шанс выиграть дело.

— Выиграть дело? Вы намерены затеять тяжбу?

— Я сделаю все возможное. Как ваш поверенный я обязан защищать ваши денежные интересы.

— А мое слово что-нибудь значит?

— Естественно, но обычно клиенты следуют совету своего адвоката.

— Да? — Эстер улыбнулась ледяной улыбкой. — Но я не всегда придерживаюсь обычаев.

— Я в этом не сомневаюсь. Однако надеюсь, что в этом деле ваше отрицательное отношение ко мне лично не помешает вам принять разумное решение.

— Мне не улыбается перспектива предстать перед судом, вовсе нет.

— Если против вас возбудят дело, придется явиться.

— Что ж, сделайте так, чтобы мне не пришлось этого делать. Почему не прийти к полюбовному соглашению, как цивилизованным людям?

Поднятые брови Бирмингема ясно выразили его невысокое мнение о таком предложении.

— Но, дорогая Эстер…

— Я не хочу ни скандалов, ни шумихи.

— Скандал уже состоялся.

— Я знаю. — Эстер вспомнила странный тихий голос в телефонной трубке, свой панический ужас, из-за которого не могла ни ответить, ни повесить трубку. — С этим надо покончить. Я боюсь выходить из дома, боюсь посылать мальчиков в школу. У меня такое чувство, что за нами следят.

— Кто?

— Не знаю.

— Так что же вы предлагаете?

— Дать Телме денег, с тем чтобы она уехала из города. Когда ее здесь не будет, слухи утихнут, люди забудут о скандале, и я снова начну жить.

— Сколько?

— Пятьдесят тысяч долларов. Для меня ее исчезновение стоит того.

— А если она откажется?

— Не вижу для этого причин. Здесь ее не ждет ничего, кроме стыда, унижения и насмешек.

— Может, она этого и хочет — самоистязания и самоуничижения.

— Для этого Телма недостаточно чувствительна.

— Дорогая Эстер, в моей профессии одной из первых познаешь истину, что по внешности нельзя судить о том, кто чувствительный, а кто нет, и довольно долгое время не можешь наверняка определить, какое решение наиболее разумно. Насколько мне известно, миссис Брим — не заурядная femme fatale, за которой тянется шлейф любовных связей с женатыми мужчинами. Это добропорядочная женщина, впавшая в грех, которому обычно не поддаются добропорядочные женщины. А уж если такое случается, они страдают. Миссис Брим страдает, страдает вдвойне из-за трагических последствий своей измены. И мне кажется, что, пребывая в таком расположении духа, она едва ли согласится на ваше предложение купить ее отсутствие.

— Почему?

— Она может посчитать это вознаграждение за поступок, который сама осуждает.

— Вы увлекаетесь психологией.

Бирмингем позволил себе слегка улыбнуться, улыбка получилась натянутой.

— Вовсе нет. Я пользуюсь ею в своей практике.

— Все же насчет Телмы вы, по моему, заблуждаетесь.

— Вполне возможно. Я лишь один раз говорил с ней, вчера в присутствии ее адвоката. Она говорила очень мало, казалась равнодушной, отстраненной. В конце концов она пожаловалась на недомогание, — желудочные колики, тошнота и так далее. Это было, разумеется, чисто психосоматическое явление.

— Вы когда-нибудь переносили беременность, мистер Бирмингем? — холодно спросила Эстер.

— Нет, к счастью. Когда я уходил, миссис Брим пыталась дозвониться до врача, а ее адвокат прыгал вокруг нее, как беспокойный аист. Я не одобряю подобный ажиотаж. Кстати, ее адвокат деликатно намекнул на небольшую ежемесячную стипендию на тот период, пока не родится ребенок. Разумеется, это невозможно.

— Почему?

— Любая выплата — в том числе та, о которой мы говорим, — молчаливое признание того, что отцом ребенка был ваш муж. В этом случае, когда ребенок родится, у нас не будет оснований оспаривать иск. Миссис Брим, вернее, ее адвокат, который, вероятно, получит двадцать пять процентов от суммы выплаты, предъявит весьма жесткие требования. — Тут Бирмингем бодро добавил: — Конечно, остается еще вероятность того, что миссис Брим не доносит плод или же ребенок родится мертвым, тогда всякая ответственность с нас снимается.

— Какое бесчеловечное соображение! — Эстер побелела от злости, и, когда она закуривала сигарету, руки ее дрожали.