В тихом омуте...

– Да, да. – Володька даже не слушал меня. – Ты мудрая женщина, и я тебя люблю. Спасибо тебе.

И он захлопнул за мной дверь – так захлопывают камеру смертников: навсегда.

Я осталась одна на лестничной площадке, приложила ухо к двери: бесполезно. Если даже он и будет звонить кому-то – а в этом я не сомневалась, – телефон в комнате. Тяжелая металлическая дверь сохранит все тайны: о всяком случае, для меня.

От напряжения разболелась голова: я ожидала всего, только не этой чудовищной реакции Туманова. Она была неясна мне. Естественно, у него нет денег, чтобы расплатиться, – уж об этом я позабочусь, я назову такую сумму, которую ему не собрать, а о примерных доходах Володьки я уже имела представление. Но не это, не это деморализовало его. Смерть Юленьки?

Но они давно в разводе, они были разведены еще во ВГИКе, Юленька стала попивать, а в записях Нимотси вообще предстала записной наркоманкой…

Страх. Потный, липкий страх.

Страх перед теми, кто стоит за ним. Я попыталась проследить ход его мыслей. Почему предполагаемые шантажисты обратились именно к нему? К нему, а не к Александру Анатольевичу, например? Значит – это именно он засветился, привел “хвост”, дал кому-то понять, что он и есть то самое слабое звено, через которое можно вытащить всю цепочку.

Сейчас Володька блуждает в потемках: а вдруг это никакие не шантажисты-любители, а вполне реальные силы, возможно даже – спецслужбы, затеявшие с ним такую изощренную игру? Невидимые враги могут материализоваться в чем угодно и разрушить ярмарочный тумановский мир с разноцветными перспективами и запахами хорошо вымытого женского тела… Он уже разрушен.

Он уже разрушен.

Я вышла на улицу – тихую, почти прозрачную от холода, – такой холод бывает лишь в библейских пустынях, когда Моисеев народ устает умирать от жары…

Совсем мало огней, только мертвые тела машин, которыми утыканы тротуары. Вот и Володькин “Форд” – я коснулась его рукой и прошла мимо.

На пустынной улице, увидев одинокие фары, я подняла руку, прикинув, сколько будет стоить поездка до моего дома. Нужно посмотреть, сколько денег у меня с собой. Кажется, я бросила несколько крупных купюр в сумочку.

Сумочка.

Черт возьми, я забыла ее у Туманова, и только потому, что мой уход был похож на бегство – почти изгнание торгующих из храма. Подумав секунду, я решила вернуться.

Косметичка, пудреница, тюбик помады, маленький флакон духов – ни одна женщина после двадцати пяти уже не может обойтись без этих вполне невинных ухищрений. Без тяжелой артиллерии вспомогательных средств ее оборона будет прорвана. Вполне естественно, что я решила забрать их. Кроме того, там деньги и ключи…

Я тут же вспомнила, что ключи лежат у меняв кармане пальто, – эту бесшабашную привычку обходиться без кошельков и брелоков для ключей я приобрела еще во ВГИКе. Но Володька-то об этом не знал, и у меня появился вполне извинительный повод, чтобы вернуться. Заодно посмотрю, как он себя чувствует. Первый порыв должен пройти, и, возможно, он в состоянии хоть что-то связно объяснить. Что-то такое, что в дальнейшем может помочь – незначительная деталь, вскользь произнесенное имя – почему нет? И я вернулась.

Я вернулась и за пятьдесят метров от Володькиного дома увидела одинокую фигуру, выходящую из подъезда.

Воистину сегодня была ночь сюрпризов – я едва удержалась на ногах и прикрыла рот рукой.

Это был Олег Васильевич.

Если бы из тумановского подъезда выплыла украшенная лентами гондола и гондольер затянул бы баркаролу, я была бы меньше удивлена.

Спрятавшись за припаркованные к бордюру “Жигули”, я затаила дыхание. Что он делает здесь – и именно в доме, где живет Володька? Я сразу же отмела жалкие доводы в пользу случайных совпадений. Такого не бывает, не может быть. Он живет на другом конце Москвы, и встретить его здесь в три часа ночи?..

Я прижалась к капоту “Жигулей”, когда “Шкода” Олега Васильевича проехала мимо меня. Наверное, точно так, или почти так, чувствовал себя Володька. Окружающий мир, любовно составленный мной из примитивных кирпичиков, грозил обрушиться и похоронить под своими руинами меня.

Поход к Туманову сразу отодвинулся на задний план, черт с ней, с сумочкой, – не сегодня так завтра я возьму ее у Володьки. Но что делает здесь Олег Васильевич?

Я знала – что, догадка уже покоилась в недрах моей уставшей от постоянного бегства и притворства души. Но я так и не решалась произнести это вслух.

И только когда порыв внезапного ветра остудил мое горевшее лицо, я сказала сама себе: “Он следит за тобой.

Он следит за тобой, и ты сама в этом виновата, ты сунула голову в пасть неизвестного тебе животного, не удосужившись даже подстраховаться. Быть может, неповоротливая, тяжеловесная милиция была бы для тебя менее опасна, чем этот человек, явившийся по первому твоему требованию и играючи вытащивший начинающую домушницу из передряги”.