В тихом омуте...

Дан, вот кто может помочь мне; вот кто может защитить меня. Конечно, я не имела права перекладывать на него свои проблемы, но другого выхода у меня не было. Одной мне не справиться; не исключено, что нам не справиться и вдвоем, но ничего другого мне не остается…

Главное сейчас – кассета. Нужно сейчас же позвонить Серьге и договориться о встрече.

Я машинально протянула руку к телефону и тотчас же отдернула ее – а вдруг телефон прослушивается. Ты, конечно, не высокий блондин в черном ботинке, это только ему совали “жучки” в коллекционный фагот, но все же, все же…

Через секунду я решила ехать к Каныгину; он просыпается не раньше девяти, еще час у него уходит на починку головы после вечерней дозы самогона. Сейчас было восемь, время у меня есть.

Я начала было собирать вещи в рюкзак, но сейчас же бросила эту затею: непонятно почему – мне было противно касаться вещей, которые переворошили дотошные лапы шинкаревских подручных. Свитер, джинсы и пальто – достойная экипировка, чтобы отправиться с ней в новую жизнь…

Осмотрев замок, я поняла, что он закрывается лишь на маленький сопливый язычок. Значит, квартиру худо-бедно можно защитить от толп безработных мародеров, а потом обязательно приедет охранник Серж, он ведь обещал…

Через пять минут я открывала дверь подъезда.

Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы внимательно оглядеться, а не бежать сломя голову, без оглядки. Вполне возможно, что асфальтированный квадрат, подпираемый стенами домов, может оказаться ловушкой.

…Из подъездов выходили родители с заспанными первоклассниками, за плечами детей болтались полупустые ранцы – громкий стук карандашей и пеналов не вызывал у меня подозрений. Не вызывал подозрений и угрюмый дворник, который мел дорожки: все обойдется, тебе просто надо держаться людей и ни в коем случае не оставаться одной.

Спустя час я уже была возле каныгинского дома. Забрать кассету, проехаться в автобусе и нырнуть в спасительное метро; из центра города позвонить Дану… Я проверила про себя его телефон. Дан Сикора, концерн “Фаэна” – что это за название, черт возьми… – президент, тиснение золотом… А там – будь что будет.

Я добралась до квартиры Серьги и затрезвонила в дверь.

Чертов Серьга спал, как сурок, – что и требовалось доказать. Устав звонить, я нетерпеливо заколотила кулаками в дверь – и тогда она так же мягко, так же вкрадчиво приотворилась; совсем как час назад у меня на проспекте Мира.

В квартире было тихо.

"Та-ак, голубчик, с твоей языческой страстью к самогону ты вообще перестал соображать. Кончится тем, что ушлые домушники растащат твои полотна, сбагрят их по сходной цене на аукцион “Кристи”, а ты, как всегда, останешься не у дел и помрешь на соломенном тюфячке, как Ван-Гог…"

– Эй, алкоголик, что же ты…

Я не успела закончить наспех сочиненную тираду, я успела только сдавленно вскрикнуть и зажать себе рот рукой – в комнате, возле разобранного дивана, уткнувшись лицом в пол, лежал Серьга.

Волосы у него на затылке слиплись от крови – я сразу же поняла, что это кровь, я видела ее в разных состояниях; голое тело было в кровоподтеках – должно быть, его долго били ногами, перед тем как проломить голову.

Я должна была, должна была потерять сознание – но не потеряла его. В глаза нагло лез набросок Серьги, забрызганный кровью, – “Ольга Баранова-Грекова-Ильина смотрит уголовную хронику. Ее попугай Кеша только что поел дыню и кричит: “Танька-проститутка!”. Я понятия не имела, кто такая Ольга, кто такой Кеша, кто такая “Танька-проститутка”; голова нарисованной Ольги была забрызгана кровью – так же, как голова Серьги. Вот только Серьга был настоящим.

Я подошла к Серьге и осторожно попыталась перевернуть его. Но тут же оставила эту попытку, до смерти испугавшись увидеть его неживое лицо. Проклятая Богом жизнь – нужно быть готовой ко всему. Я и была готова ко всему, когда все-таки заглянула Серьге в лицо. Но не к тому, что он окажется жив. Глубоко запавшие глаза Серьги с тонкими, как у младенца, веками, были закрыты; острый птичий нос заострился еще больше – но он был жив! Где-то в глубине узкой груди ворочалось онемевшее сердце.

Я бросилась к телефону, набрала “ОЗ”, начала что-то сбивчиво кричать в трубку – приезжайте, приезжайте скорее или он умрет. И тут я с ужасом поняла, что даже не знаю толком адреса Серьги – ни номера дома, ни квартиры: несколько раз мы приезжали сюда с Серьгой, вполне хватило, чтобы визуально запомнить, но сейчас не это было главным. Позабыв все ругательства, выслушивая недовольное молчание диспетчера на другом конце трубки, я поняла – главного у меня не было… “Подождите, не отключайтесь, сейчас я узнаю адрес”. Я выскочила на лестничную площадку и заколотила кулаками в двери соседних квартир – никто не отзывался, ни на звонки, ни на угрозы – мои жалкие угрозы, – ни на крики о помощи. Только сейчас я запоздало увидела номер квартиры, нарисованный мелом на дерматиновой обивке, – 242.