В тине адвокатуры

Когда карета была подана, пришедшую немного в себя Зою Александровну, видимо не понимавшую еще ясно совершающегося вокруг нее, одели, усадили в карету и повезли на набережную реки Фонтанки по адресу, переданному Александрой Яковлевной своему выездному лакею. Лишь подъезжая к дому княгиня пришла в себя.

— Отказала наотрез! — объявила она сыну, дожидавшемуся ее в кабинете.

Князь остолбенел и поглядел на мать помутнившимся взглядом. Зоя Александровна в коротких словах начала передавать ему перенесенную сцену. Она, впрочем, не окончила рассказа. Воспоминания о пережитом унижении были так свежи и потрясающи, что с ней сделался вторичный обморок, ее уложили в постель. Виктор машинально отправился к себе в кабинет.

Он отказывался что-либо понимать.

«Ведь она согласилась, согласилась более года тому назад!» — думал он.

Он был уверен, что это так.

«Как же теперь отказала? Ни с того, ни с сего! Может в самом деле разлюбила, увлекшись Князевым? Не может быть! — гнал он от себя эту мысль. — Она бы вчера сказала мне об этом! Зачем же она согласилась принять мою мать?»

Он положительно недоумевал.

«Месть, неужели месть? — хлопнул он себя по лбу. — Но за что же, ведь я, кажется, искупил и мою вину, и вину моих родных! Я потерял карьеру, был изгнан из родительского дома, совершил преступления, даже убийство!»

Образ Князева мелькнул перед ним. Под тяжестью воспоминаний он низко склонил голову.

«Надо разузнать, разъяснить! Что произошло у них с княгиней? Может быть это недоразумение! Надо ехать к ней!» — поднял князь голову.

Он взглянул на часы. Был шестой час в начале. От трех до семи она не принимала никого, он это знал. Надо было ждать. Он стал ждать.

XVIII В спальне

Ровно в семь часов вечера князь Гарин позвонился у парадной двери квартиры Пальм-Швейцарской.

У подъезда он заметил поданную коляску Александры Яковлевны.

«Куда-то едет!» — подумал он, но все-таки приказал своему кучеру ехать домой.

Пальм-Швейцарская, на самом деле, была уже в передней в шляпке и перчатках.

— На два слева! — с умоляющим взглядом прошептал он, сбрасывая на руки лакея шинель.

Ока пожала плечами, но вернулась вместе с ним в гостиную.

— Что вам угодно? — холодно спросила она, Ни в передней, ни тут она не подала ему руки.

Он этого в волнении не заметал.

— Ради Бога обьясните, что случилось?

— Что такое? — ответила она вопросом.

— Что произошло у вас с моей матерью? — продолжал он дрожащим голосом.

— Ах, да! Княгиня была у меня, просила от вашего имени моей руки, и я ей отказала, — небрежно отвечала она. — Она вам вероятно это передала?

— Да! Но я ей не поверил! — задыхаясь произнес князь.

— Напрасно! Повторяю вам, я ей отказала, — подчеркнула она последние слова.

— Как же это? Ведь вы согласились?.. — растерянно прошептал он.

— Когда?

— Полтора года тому назад, на даче, разве вы не помните?..

— Вы не так меня поняли, князь, и ввели в заблуждение вашу почтенную матушку, — с иронией произнесла она эпитет, — я тогда сказала вам, что дам ответ только княгине и сегодня дала его…

— Но почему же вы не хотите быть моей женой? — наивно спросил ошеломленный Виктор.

Пальм-Швейцарская насмешливо посмотрела на него.

— Потому что не люблю вас! Однако, мне пора! Я еду в театр и обещалась заехать за Гиршфельдами. Прощайте, князь! — кивнула она ему головой и медленно вышла из гостиной.

— Прощайте! — машинально повторил он, следуя за нею.

Они вместе вышли из подъезда. Она села в коляску и уехала. Он остался на панели и бессмысленно смотрел вслед за удаляющимся экипажем. Вдруг, как бы что вспомнить, он вернулся в подъезде и снова позвонился у ее парадной двери.

— Александра Яковлевна просила меня подождать ее возвращения из театра… — сказал он отворившему ему дверь лакею.

Тот, зная его за хорошего знакомого своей барыни, молча снял с него шинель и почтительно пропустил в залу.

Виктор стал тихо бродить по комнатам, останавливаясь по долгу то в той, то в другой. Особенно продолжительное время он пробыл вгостиной, где за четверть часа перед этим говорил с Пальм-Швейцарской. Он припомнил теперь, что она не подала ему руки ни при встрече, ни при прощанье, даже не попросила сесть. Значит он здесь в последний раз. Ему вдруг страшно захотелось совсем не уходить отсюда.

«Прощайте, князь!» — прозвучали в его ушах ее последние холодные слова.

Садясь в коляску, она даже не взглянула на него.

«Потому что я вас не люблю!» — пронеслось в его уме.

Он вздрогнул от внутренней жгучей боли.

«Она мстила! — подумал он. — Хорошо, она будет отомщена до конца!»

Он снова стал бродить по комнатам. Он останавливался перед роялем, перед диванами, перед креслами, припоминал, когда она играла последний раз, где и как сидела. Он вдыхал воздух ее комнаты. Он проник в ее будуар, аромат ее духов охватил его, он тяжело дышал, казалось, упиваясь ее дыханием. Часы на камине показывали без четверти двенадцать.

— Пора! — прошептал он, поднял портьеру и вошел в ее спальню.