В тишине, перед громом

...Верман, когда дежурный впервые ввел его ко мне в кабинет, был совершенно спокоен, аккуратно одет, чисто выбрит. Нет, это не было бравадой, он был серьезен и собран. Некоторое время я с интересом смотрел на него, все больше утверждаясь в мысли, что это крепкий орешек.

— Вот мы и встретились... прошу прощения, как прикажете себя называть? Павлом Александровичем? Паулем-Александром?

— Если вас не затруднит, — Верман отвечал просто и любезно, словно мы с ним встретились для обоюдно приятной беседы, — если вас не затруднит, я предпочел бы слышать свое русское имя-отчество. Двадцать лет не шутка. Привык.

— Как вам угодно. Признаюсь, Павел Александрович, я очень ждал этой встречи.

— Понимаю, — так же просто и даже сочувственно согласился он.

— Вот и прекрасно. Я хотел бы, чтобы вы поняли и еще одно: нам, — я положил ладонь на пухлую уже папку дела, — известно вполне достаточно, чтобы ваша судьба была решена. Но я не хочу сказать, что она решена. Скажем иначе: ваша судьба теперь зависит от вас. Надеюсь, я выразился достаточно ясно.

Верман кивнул: да, вполне ясно.

— Однако, — сказал он, — ваши предупреждения излишни. Я расскажу вам все. Даже больше, чем вам нужно для данного, — он указал глазами на папку, — дела.

— Как это понять?

В уголках губ Павла Александровича мелькнула улыбка.

— Не удивляйтесь.

— А я не удивляюсь.

— Не надо, Алексей Алексеич. Вы, конечно, удивлены.

Вот так персонаж! Это даже занятно. Посмотрим, что будет дальше. К чему же он клонит?

— Мы с вами ведь в некотором роде коллеги. Вероятно, у меня опыта побольше, и потому я за свою судьбу не беспокоюсь. Поверьте мне. Абсолютно не беспокоюсь. Шпионов моего масштаба не ликвидируют.

Такого мне видеть еще не приходилось: человек сам себя называет шпионом! Спокойно, просто, естественно, как другой скажет о себе «шофер», «инженер», «врач»...

— Такие, как я, могут еще пригодиться. Знаете ли, разные бывают комбинации. Поверьте мне: мелких шпионов вешают, а крупные... А крупные на склоне лет пишут мемуары. Конечно, бывают исключения, бывают несчастные случаи. Но я таким исключением не буду.

— Это зависит от вас.

— Да, это зависит от меня. Я с вами согласен. Однако эту тему мы понимаем по-разному. Вы хотите сказать, что откровенные показания смягчат мою участь. А я хочу сказать иное: мой рассказ в полной мере покажет, что я такое. И именно это решит мою судьбу. — Нет, он определенно не страдал комплексом неполноценности! — Впрочем, нам не имеет смысла спорить. Кончайте скорее формальную часть допроса, а потом я стану рассказывать. Хотите — записывайте, хотите — вызовите стенографистку.

Мы беседовали с Верманом в тот первый день до позднего вечера. Потом последовала вторая беседа, третья, пятая, пятнадцатая...

Надо отдать ему справедливость: капитан первого ранга Верман оказался хорошим рассказчиком. Впрочем, ему и вправду было о чем поведать ГПУ.

Да, он создал отлично законспирированную разведывательную организацию. Ее задачей было внедриться в жизненно важные учреждения и ждать. Ждать войны. Вот тогда-то она стала бы действовать. И если б не новая политика имперской разведки, если б не этот авантюрист Грюн, о, вы никогда б не добрались до него, Вермана!

Я внес поправку:

— Но, Павел Александрович, мы же добрались до вас.

— Все равно, виноват Грюн, этот дилетант. Такие, как он, там, в Берлине. О, эта новая формация людей нашей разведки... Они пришли к руководству вместе с фюрером... Они склонны к авантюрам, к плохо подготовленным, но эффектным акциям. Нас учили работать совсем иначе. Я предупреждал Грюна. Я был чрезвычайно осторожен, я делал все, чтобы не провалиться. Вы знаете, я сам — лично! — вербовал и держал связь с этим инженером, своим однофамильцем. Правда, сначала я послал к нему одного человека, но этот человек, Згибнев, известен мне много лет. Он сверхнадежен. Впрочем, о нем позже... Я лично поехал к Грюну согласовать с ним план акции на судзаводе. Я не хотел вмешивать других людей, которые не имеют моего опыта и могли действовать неловко, оставить следы.

— И попались. Сами! Со своим опытом и предосторожностям и!

— Да, да, попался! — повысил голос Верман: все-таки он вышел из себя. — Эта наша идиотская немецкая черта: все должно быть по правилам. Ведь этот доклад, на котором я попался, Грюн обязательно хотел утвердить лично. Понимаете ли — лично! Он, разведчик без году неделя, парвеню из штурмовых отрядов, утверждает план, составленный мною! Специалистом! У которого за плечами еще не такие акции и ни одного провала! — Он помолчал, тяжело дыша. — Вот и утвердил, — закончил он тихо. — А как я доказывал этому выскочке, что нельзя ставить меня во главе всей нижнелиманской сети, неграмотно поручать моей организации, имеющей специальное стратегическое значение, поджог подводных лодок! Я предчувствовал, что это плохо кончится. И Вольф тоже убеждал Грюна, что это недопустимо. Как горох об стенку! Этот карьерист посмел еще мне угрожать!