В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

В парижских эмигрантских кругах циркулируют упорные слухи, что это сообщение ГПУ ложно. Как это не раз бывало, ГПУ с целью замаскировать дальнейшую работу своих агентов, умышленно сообщило об убийстве Оперпута, который будто бы жив и выполняет какую-то работу по заданиям ГПУ на Дальнем Востоке под новой, конечно, кличкой[406].

В высшей степени знаменательным является ответ Бурцева на вопрос того же интервьюера Дней о том, какие именно круги эмиграции оказались втянутыми в трестовскую провокацию. Согласившись с теми, кто исключал какую бы то ни было связь Врангеля с «Трестом», Бурцев указал лишь два фланга: евразийцев (получавших, по его сведениям, финансовую помощь из советских инстанций)[407] и Высший Монархический Совет (на самом деле отошедший от контактов с МОЦР в 1924 г.). При этом Бурцев опустил имя, которое напрашивалось само собой: Кутепов. Ясно, что он (как и Струве) пытался оградить Кутепова от разворачивавшейся в прессе кампании. 12 ноября, говоря о мотивах, побудивших его выступить с разоблачениями, он писал редактору белградского Нового Времени М. А. Суворину:

ГПУ-ские тайны мы не обязаны хранить, в особенности когда мы знаем, что ГПУ знает, что мы знаем, как это хорошо говорится в одном из еврейских анекдотов. «Тайна» о «Тресте», о Шульгине и т. д. разгадана за границей в апреле месяце. Об этом ГПУ знало тогда же.

Но за границей знали всё хорошо несколько лиц, до остальных дошли только слухи. ГПУ приняло все меры, чтобы парализовать раскрытие в мае его тайны, и в связи с этим его прозрением было расстреляно несколько человек (Анненков из числа 20). Я позднее других узнал истину о «Тресте» и в то же самое время узнал, что наши знают, но не хотят об этом писать. Я получил <материалы> с условием немедленно же опубликовать в «Иллюстрированной России». Если бы я не сделал этого тогда, то материалы были бы опубликованы в самой неприятной для очень многих обстановке, а Вы видели, что я не затронул ни одного имени. Я бил только большевиков. Для Шульгина сделал блестящую обстановку, молчал о многом, несмотря на то, что я знал о посещении Якушевым великого князя, знал все о Кутепове, знал, что еще в августе пользовались проваленными путями «Треста».[408]

Несколько позднее он повторил это и публично: