В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

Она решается ехать в Россию.

Зачем? Какова та частная специальная цель этого ее первого путешествия, которую она сама себе ставит? Она хочет знать, кто ее противник, в каком он теперь состоянии, с кем теперь должна вестись борьба за Россию. Может быть, после потери населением последней надежды на внешнее освобождение Россия-узница сдалась на волю победителя? Может быть, произошло примирение народа с властью? Может быть, народ приял новую власть, не видя выхода и не дождавшись своих? Это надо было проверить, надо самой увидать, надо почувствовать живую обстановку. Она идет на разведку.

За свой страх, без чьей-либо помощи, почти без денег, не «по проторенным дорожкам», с одним спутником, глубокой осенью М. В. переходит советскую границу[437].

Такой установкой на создание психологического портрета героини, на подчеркивание внутренних моральных и идейных стимулов ее самоотверженной борьбы статья Цурикова резко выделялась на фоне всего того, что с весны 1927 года говорилось в печати в связи с разоблачением «Треста»:

Первое путешествие М. В. определило и всю ее дальнейшую работу. — Когда я попала первый раз в Москву, — рассказывала М. В., вернувшись из своего первого путешествия — мне казалось сперва, что на меня все смотрят. Казалось, что на мне горит печать: «белогвардеец», «врангелевец», «кутеповец», что меня сейчас же узнают и схватят. Страшно было глаза от земли поднять, все было новым. Но скоро я не только применилась и «внедрилась», но и радостно, захватывающе радостно, убедилась в том, что мы были правы в своей оценке.

Задача и внешнего, и внутреннего «психологического» внедрения была быстро преодолена. И эта быстрота определилась тем, что, в свою очередь, и дало М. В. силы выдержать свой многолетний, добровольно повторяемый подвиг. Россия новой власти не прияла, кое в чем морально деформированная, она по-прежнему несдавшаяся узница, ненавидящая своего тюремщика, ожидающая своего освобождения и помогающая всем, кто борется со злобной шайкой, держащей добычу в своих кровавых когтях (с. 2).

В этой связи рассматривался и вопрос об изменениях, происшедших во взглядах Захарченко на формы борьбы, — вопрос, затронутый в только что появившемся «Послесловии» Шульгина. В статье излагались «внутренние» причины, побудившие ее в конце концов обратиться к террору: