В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

начало работы МОЦРа сразу дало положительные результаты — агенты ОГПУ уже в 1922 году завязали контакты с разведорганами Эстонии, Польши, а чуть позднее с разведками Финляндии, Латвии. <…>

Столь плодотворная деятельность агентуры КРО ОГПУ давала Артузову возможность отмечать в своих отчетах ЦК партии, что «за 1923–1924 гг. удалось поставить борьбу со шпионажем на такую ступень, при которой главные европейские штабы были снабжены на 95 процентов материалом, составленным по указанию Наркомвоена и НКИДа, и имеют, таким образом, такое представление о нашей военной мощи, как этого желаем мы. Мы имеем из этих штабов документальные доказательства справедливости такого нашего мнения»[80].

Установление параллельных сношений с лидерами русских эмигрантских кругов и с западными разведками создавало благоприятные условия для маневров. Два этих канала, то скрещиваясь, то функционируя раздельно, взаимно «корректировали» друг друга в соответствии с планами Москвы. Широкое использование услуг «Треста» западными разведками повышало его статус в глазах эмигрантских деятелей, ослабляя или устраняя возникавшие подозрения по его адресу.

В правом лагере русской эмиграции происходила тогда резкая перегруппировка сил. Врангель отказался от политической деятельности, заявив 20 сентября 1922 года о готовности повести армию за великим князем Николаем Николаевичем[81]. Уполномоченный Врангелем Кутепов, встретившись в марте 1923 года с великим князем, сумел убедить его принять на себя «водительство» армией и народом. Для более тесных контактов великий князь переехал из Антиб в предместье Парижа Шуаньи. Весть о существовании монархического подполья в советской России вызвала большие надежды как среди лидеров находившегося в процессе оформления монархического движения в эмиграции, так и в военных ее кругах. По поступавшей через разные каналы информации монархическая организация в советской России обеспечила себе влияние в высших военных кругах и хозяйственных организациях буржуазных специалистов. Представители «Треста» привозили из России обнадеживающие сведения о том, что страна устала от коммунизма и находится в брожении; поэтому свержение власти — вопрос недолгого времени. Легкость, с какой агенты «Треста» пересекали границу в обоих направлениях, служила доказательством того, что их люди находятся на всех уровнях советского руководства, включая ГПУ и пограничников[82].

Программа МОЦР состояла в отказе от интервенции и террора, постепенном проникновении в советский аппарат, накапливании кадров для будущего государственного переворота[83]. В своих сношениях с эмиграцией агенты «Треста» первоначально искали лишь финансовой поддержки для своей деятельности. Но когда им удалось установить тесные контакты с различными флангами правого движения, эмиссары из Москвы получили в свои руки рычаги воздействия на игру политических сил эмиграции. В военной сфере их в первую очередь интересовал Врангель, а также набиравший все большее влияние Кутепов.

7 августа 1923 года Федоров (А. А. Якушев) встретился в Берлине с группой близких к Врангелю лиц. Это обозначило собой поворотный пункт в интригах, которые вел «Трест»: если ранее его контакты сводились к Высшему Монархическому Совету, то теперь голос «трестовиков» мог быть услышан более умеренными, чем Марков 2-й, представителями правых кругов. На встрече присутствовали А. А. фон Лампе, Н. Н. Чебышев, глава врангелевской контрразведки Е. К. Климович и В. В. Шульгин. Согласно дневнику Лампе, Якушев представил им доклад, тезисы которого состояли в следующем. В России происходит распад большевизма, «ищут замену Ленину». Ставка делается на Георгия Пятакова как на человека русского и, главное, «ярого антибольшевика». Режим опирается на армию, ядро которой составляют «части особого назначения», дислоцированные в Москве и Петрограде — «у Зиновьева».