В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

Александр Александрович Ланговой. 33 лет. Артиллерийский офицер Великой войны. Награжден орденом Красного знамени. Член В.К.П.(б). Имеет жену и ребенка. Начальник или служит в разведывательном отделении Генерального штаба РККА. Был помощником Потапова по военной части в Тресте. Был ли членом Правления Треста, неизвестно, но пользовался в Тресте большим положением. Образовал Евразийскую группу и ведает всей Евразийской работой как в пределах Треста, так и вне Треста. На почве этой работы Евразийской отношения его с Трестом охладели.

Трест имеет пункты в Финляндии, Эстонии, Польше и Румынии.

Через первые три государства проникнуть в Россию помимо Треста невозможно.

Агентом в Польше от Треста является Артамонов Юрий Александрович. Состоит евразийцем.

В Эстонии агентом является Бирк Роман Густавович — племянник посла Бирка, который бежал из России.

Весь генеральный штаб Эстонии является агентом Треста[191].

Этот документ проливает свет на несколько существенных моментов. Он удостоверяет и важное (№ 3) положение Опперпута в руководстве, и попытку М. В. Захарченко-Шульц поставить его во главе организации. Но при этом здесь наличествует одна загадочная деталь: имя Стауница, под которым он появился в МОЦР, опущено, тогда как, наряду с конспиративными кличками Касаткин и Ринг, дано его настоящее имя Опперпут, после выхода брошюры в конце 1921 года, казалось бы, навсегда забытое. Как объяснить эту особенность досье? Можно полагать, что канал, «рассекретивший» имя Опперпута для Врангеля, допускал, что разоблачение прошлого Касаткина-Стауница могло бы, в случае необходимости, торпедировать привлечение лидера «оппозиции» в «Тресте» к проведению боевых вылазок. С другой стороны, однако, источники данного досье раскрывали правду о прошлом не целиком: в нем упомянуты «многократные» аресты Опперпута, но составители объясняют их его финансовыми аферами, не связывая с антисоветской деятельностью. Другими словами, не давая имени Стауница, они не спешат отождествить Опперпута и с Селяниновым савинковского НСЗРС.

Каналы поступления информации о «Тресте» к Врангелю нам неизвестны. С уверенностью назвать можно только двух лиц: это, во-первых, Шульгин[192], а во-вторых, вышеупомянутый П. С. Арапов, евразиец, впервые по линии «Треста» съездивший в Москву в 1924 году[193]. Семейная связь Арапова позволяла «трестовцам» поставлять генералу Врангелю любого рода информацию и дезинформацию. Через несколько дней после того как было составлено приведенное досье, Арапов в письме от 6 февраля 1927 года извещал Врангеля:

Получил новые интересные сведения. Раскол на верхах Треста растет. Оказывается, недавно опять приезжала (на этот раз совсем тайно) «стервоза» и интриговала у Ал. Пав. <Кутепова> против Федорова <Якушева>. Говорят, интрига имеет успех. Писать об этом подробно не буду, т. к. все еще в развитии[194].

Речь здесь идет о той поездке М. В. Захарченко-Шульц в паре с молодым «монархистом» (чекистом) Власовым, которая состоялась в конце октября — начале ноября. Цель этой записки Арапова двоякая: не только сообщение новостей (в сущности, Врангелю уже известных и даже включенных в вышеприведенное досье), но и зондирование почвы: если Кутепов настроен против «Федорова» (Якушева), то не взвесит ли Врангель целесообразность сближения с «трестовцами»?

В то время как расширялись функции и возрастало влияние Стауница в «легенде», наметились и симптомы ослабления его веса в организации. Самым ранним проявлением этой второй тенденции можно считать письма Якушева к представителю «Треста» в Варшаве С. Л. Войцеховскому, посланные в июне 1926 года. 9 июня Якушев сообщает об обыске у Касаткина (т. е. Стауница), в ходе которого искали переписку с заграницей. Спустя неделю он извещает своего корреспондента о том, что Касаткина вызывали в то учреждение, которое произвело обыск, и подробно расспрашивали, с кем и как он ведет переписку из живущих за границей, причем тот ссылался на родственников в Риге. «Неприятно, что Касаткин, благодаря этой истории, находится теперь в поле зрения известного учреждения, и требуется сугубая осторожность, чтобы не влопаться, а он человек весьма смелый, иногда даже чересчур,» — предупреждал автор письма[195].