В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

Загадочные эти факты требуют объяснения. Конечно, можно считать, что все, что ни писал руководитель политсовета МОЦР, было сплошным блефом, и ни обыска, ни допроса в природе не было. Но тогда встает вопрос, какова была цель этого «блефа». Ответ, очевидно, таков: конституирование начальством ГПУ оппозиции внутри «Треста» сделало необходимой превентивную нейтрализацию оппозиционеров, ослабление веса их идей и инициатив в глазах зарубежных партнеров. Ведь как только Кутепову (а письмо Якушева, несомненно, было послано, чтобы содержание его было доведено до сведения высшего начальства в Париже) стало известно о том, что Стауниц был вызван на Лубянку, обязательства, взятые им на себя, автоматически становились ненадежными.

Более вероятно, однако, то, что Якушев не лгал и Стауниц на самом деле был подвергнут обыску и вызван на беседу. Тогда, если не предполагать полной несогласованности работы разных отделов ОГПУ, это должно было продемонстрировать самому Стауницу немилость вышестоящего начальства и служить грозным предупреждением в момент, когда Кутепов стал проявлять повышенный персональный интерес к нему.

Как бы то ни было, по мере обострения конфликта в МОЦР и усиления требований предоставить Стауницу более широкие прерогативы в руководстве организации он не мог не задумываться о том, какими это чревато последствиями. Во многих отношениях ни он сам, ни Якушев, ни курировавшее их начальство ОГПУ уже не могли бы определить, где кончается навязанная «игрой» роль и начинается опасная, неконтролируемая реальность. «Трест» представлял собой цепь «подстраховок»: задача «сдерживать» Кутепова заставила чекистов пойти на устройство в Москве Красноштановых (М. В. Захарченко-Шульц и Г. Н. Радковича-Шульца); необходимость контролировать Красноштановых вынудила Лубянку приставить к ним Стауница и сделать из него пылкого адепта тактики террора; осуществление контроля над Стауницем было возложено, наряду с другими, на Якушева, в то время как Стауниц должен был следить, с одной стороны, за М. В. Захарченко-Шульц, а с другой, по первоначальному заданию, — за Якушевым. Но при этом становилось невозможным провести демаркационную черту между «подстрекательской» позицией кутеповских эмиссаров и логикой увлеченных «игрой» чекистов, между добросовестным исполнением Стауницем шедших сверху директив и динамикой его собственного отношения к разворачивавшейся борьбе противостоящих сил.

Конец «Треста» — событие столь же «полисемантическое», каким было все существование организации. Общим местом во всех работах, посвященных «Тресту», стало восходящее к Мертвой зыби Никулина утверждение, будто к весне 1927 года руководство ГПУ пришло к выводу о необходимости ликвидировать МОЦР как организацию, неспособную более предотвращать террористические акции эмигрантов-белогвардейцев. Решение это было принято в связи с назначенным на конец марта совещанием Кутепова с лидерами «Треста», которое, по сравнению с договоренностью с Якушевым в декабре, означало существенное сужение повестки дня: оно было посвящено лишь военным аспектам будущего переворота. С. М. Голубев сообщает:

В феврале 1927 года было принято решение о завершении операции «Трест». Но для того, чтобы убедиться в его правильности, была организована еще одна встреча с Кутеповым, на которую в марте 1927 года были направлены Потапов и сотрудник Разведывательного управления Красной Армии Зиновьев — он должен был играть роль военно-морского представителя МОЦР. Задача этой встречи состояла в том, чтобы выяснить полностью намерения и, самое главное, возможности Кутепова по организации террористических актов в СССР[196].

С ним перекликается и другая работа: