В то далёкое лето. Повести, рассказы

Шаум, словно, ужалила змея, она быстро повернулась на голос и, увидев брата Николая — Агабека, иинтуитивно предчувствуя что-то страшное, спиной прислонилась к подоконнику, чтобы не упасть. Агабек, со следами ожога на половине лица, с глазом без века и брови, с ужасной внешностью, тяжело дыша, смотрел на нее.

— Что-то с Николаем, — произнесла Шаум, еле сумев выговорить. — О, Господи! Ты что-то от меня скрываешь. Почему молчишь? — С нарастающим страхом продолжала она, — я же не слеапая, с ним случилось что-то плохое, я это чувствовала.

— Нет, — замотал головой Агабек и тут же, будто, освободившись от тяжелого груза, сказал: — Тебя не для него привели, Шаум. Тебя привели для меня…

Шаум смотрела в сторону голоса окаменевшим взглядом, не видя говорящего.

— Николаю ничего не стоит жениться, на ком угодно… — словно, из пропасти, шел голос Агабека. — Он не такой несчастный, как я. Со мной — другое дело. Ты сама видишь какой у меня вид. Мы так решили с твоим братом Арустамом. Сначала он противился, ну, а потом, зачем ему сопротивляться, согласился. Не думай, знай. Знай, что я к тебя буду относиться не хуже, чем Николай, хорошо буду относиться…

— Нет, нет, не хочу, нет, — побледнев, хватая ртом воздух, не в состоянии даже кричать от душевной боли, вымолвила Шаум. У нее закружилась голова, и она рухнула на пол без сознания…

…Я оборачиваюсь и снова смотрю на веранду, где яркие солнечные лучи уже через окна проникли внутрь и, при плавном покачивании деревьев, суетятся на почерневших стенах. Здесь. на веранде, сидя на своей старинной тахте, бабушка, разговаривая сама с собой, невольными движениями рук, словно представляя кого-то, хотела что-то доказать воображаемому собеседнику.

Интересно знать, о чем думает человек, когда он дошел уже до последней черты, и все знают, и он знает, что это так. Жизнь завершена. Конец. Его больше не будет в этом большом и зеленом мире. Что она вспоминает из прошлых дней? Помнит ли что-нибудь, вообще, или же там, в глубине души, все перепутано?..

Много лет тому назад, когда моя мать привезла меня в село, оставив на попечение своей старой свекрови и уехала в город — упиваться счастьем со своим новым мужем, помню, бабушка рассказывала сказки, видимо, хотела отвлечь меня, чтоб я сильно не грустил по маме. А я, даже не скучал, хотя временами чувствовал себя одиноким, отвергнутым и забытым всеми. Но это было в первое время. Потом у меня появились сердечые друзья, полюбил наивной и чистой детской любовью и их, и село, и, конечно, мою бабушку Шаум, без которой, впредь, не представлял своей жизни. Она за руку отвела меня в первый класс, когда же закончил школу, прижала мой аттестат зрелости к груди, долго плакала, и я не мог найти слов для ее утешения.

Одна из множества сказок, рассказанных моей бабушкой, была о ней: «Жила-была одна красивая девушка. Глаза были черные, как ночь, ротик красный, как уголь, талия была тонкая и спина ровная, как тополь, а ей самой — пятнадцать лет. Когда шла по воду с кувшином на плече, когда пригоняла с гор своих козлят или относила еду братьям в поле, или легкой походкой шла домой, вся деревня стояла и издалека с восторгом смотрела на нее, в уме завидуя тому счастливому парню, который женится на ней…»

Она рассказывала, и ее голос, как журчаниие воды, доносящееся с ветром, то, вдруг, стихал, то снова набирал силу. Я представлял парня — красного партизана, который «был высоким, как чинара, чернобровым, черноглазым, что, разговаривая, очаровывал приятным голосом». Голос моей бабушки дрожал, прерывался, как порванная струна, когда сказка подходила к концу, извещая о том, как жестоко обманули взрослые молодых влюбленных. Но то, что в этой сказке описана ее жизнь, я понял лишь через много лет. Я спросил ее:

— Бабушка, а что стало с красным партизаном, где он остался?

Она слегка удивилась, что я понял, наконец, о ком эта сказка, ей было по душе, что я узнал эту историю. На лице, потерявшем былую красоту, заиграла слабая улыбка. Усмехнувшись, как обычно, со вздохом сказала:

— Ушел… так и ушел, не вернулся, поссорился со всеми, обиделся на весь мир и больше не пришел. Потом слышали, что погиб при защите Баку и похоронен там же, во дворе самой большой армянской церкви, царство ему небесное, молодой ушел, пропал…

Интересно, запомнилось ли что-нибудь, или давно предано все забвению?