Завен перелезает через забор, подходит и садится возле меня. Некоторое время мы смотрим в сторону гор, прямые склоны которых чётко вычерчиваются на синеватом небосклоне. Звёзды крупные, яркие, кажется, что они находятся не на небе, а сидят на высоких вершинах гор. Издалека они похожи на светильники.
— Ты где это был? Из дома идешь? — говорю я.
— Нет, я был у Марата.
— И что ты там делал?
— Пошел взять тетрадь по математике. Он в классе взял у меня, забыл и унес домой.
— Взял?
— Да… Рузан тоже там была. — Как будто, между прочим, говорит он, пристально глядя мне в глаза. — Занимались вместе…
Боже, какая отвратительная привычка у этого Завена, выдает, не задумываясь, все, что на ум придет. Неужели не понимает, что каждое его слово тяжестью ложится на мое сердце? Когда человека бьешь, он хватается за больное место, стонет от боли и как-то облегчает страдания. А если удар наносится в сердце, от острой боли даже дыхание прерывается, что делать в этом случае? Сердце рукой не охватить, а стон может только рассмешить.
— И, что потом? — говорю я таким хриплым голосом, что меня самого от него тошнит. — Пусть занимаются, сколько хотят. Кажется, они какие-то дальние родственники, правда?
— Ревнуешь? — непонятно стонет Завен. — Он смотрит мне прямо в лицо, не спрашивает, а утверждает свою мысль. — Знаешь, когда начинают ревновать?
— Не знаю, я ничего не знаю, — раздраженно говорю, потом чувствую, что во мне что-то начитает сдаваться, и я, сам того не желая, признаюсь:
— Завен, со мной происходит что-то непонятное, чего никогда не было раньше. Не знаю даже, что это такое.
Вдруг, на тебе… Егине стоит рядом, говорит:
— Мгерик, ты звал меня? Кто-то позвал, подумала ты. Здравствуй, Завен…
Какое счастье, что, именно, в эту минуту появилась Егине, я уже, чуть было, не разоткровенничался… Слава тебе, сестренка! Но, черт возьми, Егине встала рядом со мной, как ни в чем не бывало, вопросительно смотрит мне прямо в лицо.
— Кто тебя звал? Никто тебя не звал, иди, — говорю я, немного успокоившись.
— До свидания — шипит Егине. Их взгляды с Завеном, на мгновение, встретились, как-то, трусливо и втихую лаская друг друга. Я уже притворяюсь, что ничего, вроде, не замечаю. Скажем, это так и есть, мои мысли сейчас в другом месте…
Сторож школы — косоглазый Ерем, наклонив голову на бок, долго смотрит на меня, потому что я так рано никогда в школу не приходил.
— Куры еще с насеста не сошли, куда ты так рано? — спрашивает косой Ерем.
— Просто так… — бубню я, не зная, что ответить. Почему-то, мне кажется, что косой Ерем никогда не поймет меня, если даже подробно объясню ему суть дела, ибо разница в нашем возрасте составляет около шестидесяти лет.
После второго звонка класс наполняется шумом, гамом. Но не все еще пришли. Я смотрю из окна во двор. Со всех дворов села к школе ведут узкие дорожки. Все ученики, мальчики и девочки, почти со всех дворов, по этим дорожкам спешат в школу, потому что до второго звонка осталось мало времени… Вот и Рузан. Чувствую, как сердце начитает часто стучать… Ясно, что Рузан меня не замечает, но я, невольно, улыбаюсь ей.
Но недолго длится эта улыбка, она сразу меркнет в моей душе, потому что сразу, как из-под земли, перед ней появляется Марат. Беседуя, они входят в школьный двор. От этой картины у меня в глазах даже потемнело. Я поворачиваюсь и быстро выхожу из класса. На улице, как-то, легче дышать. И в этот миг, вдруг, вижу Лилит… Подожди, она идет прямиком навстречу мне, с высокомерным выражением лица, однако, хочет притвориться, будто меня не замечает. Но, нет… это со мной не пройдет, дорогая. Руки засовываю в карманы, повернувшись к ней спиной, с безразличным видом насвистываю какую-то мелодию. Я так и знал… Подействовало. Она остановилась в двух шагах в стороне от меня.
— Здравствуй, — позади меня звучит голос Лилит. Вот так тебе, дурочка моя… Знай наших!..Стою в той же позе, взгляд — в сторону Мрава-сара, вершины которого печально сверкают от вечных снегов.
— Я сказала, здравствуй, — сердито бросает Лилит. Я поворачиваюсь к ней с напускным спокойствием и… черт возьми… выясняется, что она подстригла волосы и теперь ее прическа точно такая, как у Рузан.
— Что это ты сделала с волосами? — злорадно улыбаюсь я, хотя, в общем-то, мне нравится ее новая прическа.
— А тебе какое дело, что я сделала, — кривляется Лилит. — Может, нужно было спросить у тебя? Извините, пожалуйста…
— Ладно, не морочь мне голову. Вообще, не понимаю, чего ты пристала ко мне? Ты что, моя сестра, чтоб разрешение спрашивать? Или я жених твой?
Со мной часто так бывает, говорю, не подумав, потом понимаю, что переборщил. Лилит вдруг бледнеет, глаза ее наполняются слезами, высокомерие мгновенно исчезает с лица, и она тихо, с, явной угрозой, говорит:
— Ну-ка, повтори, что ты сказал? Снова повтори…