В то далёкое лето. Повести, рассказы

— Рад… Конечно, рад, ты что, сомневаешься?

Рузан подносит палец к губам:

— Т-с-с-с…

Я умышленно смотрю по сторонам, хотя, сам знаю, что в классе никого нет, кроме меня и Рузан. Уроки давно закончились, но домой не иду, потому что, по расписанию, сегодня я дежурный. Рузан сначала ушла с Маратом, потом, спустя минут десять, снова вернулась. И вот, мы одни с Рузан в полутемной, просторной комнате.

— А ты? — спрашиваю я и чувствую, как мой голос дрожит. Рузан пожимает плечами.

— Ты же видишь… Я сама себе удивляюсь… Все время хочу быть рядом с тобой, даже если ни о чем и не говорим, все равно, мне интересно и приятно с тобой…

— Спасибо, — говорю, — спасибо, Рузан.

— За что спасибо? — говорит Рузан, загадочно улыбаясь. — Ты удивительный, Мгерик… Я ведь себя не заставляю. Мне, действительно, нравится быть всегда рядом с тобой, каждую минуту… Отчего это, не знаю, я сама не могу понять, но чувствую, что дальше всегда будет так… Но только об этом никому не говори. Хорошо?. Это касается только нас двоих, хорошо?

От этих слов на меня повеяло таким теплом и лаской, что я, будучи не в состоянии сдержаться, сам не знаю, как это получилось, говорю:

— Если б ты знала, как я люблю тебя. Я схожу с ума…

От неожиданности Рузан отпрянула назад. Ну, конечно, взять и сказать такое школьнице. Наверное, в этот момент у меня было совершенно глупое выражение лица. Чтобы, как-то, сгладить сложившуюся ситуацию, я быстро беру тряпку и начинаю исступленно вытирать с доски, в то же время, сам того не замечая, исподтишка, смотрю на Рузан. Я боюсь, что Рузан может оставить меня, уйти. И правильно сделает… кто такое говорит девочке?..

Нет, пока не уходит, но повернулась к окну. Если оставит и уйдет, я брошусь со второго этажа.

— Ладно, прости, — говорю, — только не уходи, прошу…

И тут происходит такое, чего я никак не ожидал. Рузан медленно отворачивается от окна, ее лицо горит почему-то, она так же медленно подходит ко мне, остановившись очень близко, я даже чувствую ее дыхание, говорит тихо:

— Поцелуй меня, Мгерик.

— Что?.. — Что она сказала? Указательным пальцем я поправляю очки. Ошибаюсь или нет, но делаю это невольно.

— Поцелуй меня…

— Рузан, любимая, дорогая… — двумя руками обнимаю ее за плечи, они такие нежные, хрупкие, что страшно трогать, целую теплую щёку. Рузан слегка откидывает голову назад, я целую ее алые, покорные губы.

А потом, будто застигнутые при преступлении, смотрим в разные стороны. Я уже не знаю, сколько времени мы стоим молча, даже не смотриим друг на друга, словно мы в ссоре. Оба немного стесняемся, но, вместе с тем, приятно. Я никогда не думал, что человек может чувствовать одновременно и стыд, и удовольствие. Действительно, удивительно.

— Ты ведь никому не скажешь? … Ну, об этом… — наконец, начинает говорить Рузан. Наверное, чувствует ту же двойственность, поэтому боится произнести слово «поцелуй».

— Я и не думаю говорить с кем-либо о тебе, об этом не говорят, ясно?

— Да, — кивает головой Рузан, а потом говорит: — Ну, я пойду, Мгерик. А то, бабушка будет волноваться.

Она говорит таким тоном, словно просит у меня разрешения. От этих слов, то ли от жалости, то ли от умиления, сердце у меня в груди сжимается.

— Ну, конечно, — говорю, — иди.

Она поворачивается и идет в сторону коридора, потом вдруг останавливается у двери, полу-оборачиваясь ко мне, говорит:

— Завтра Новый Год, завтра нет занятий, мы не увидимся.

— Да, — говорю, наверное, не увидимся.

— С Новым Годом!

— И тебя также.

Рузан уходит, а я стою, ошеломленный, оглушенный, не зная, что делать. Я хочу, одновременно, смеяться, плакать и еще, Бог знает, что… Такое случается со мной впервые, я не знаю, что это, как называется. Шатаясь, как пьяный, иду и сажусь за нашу парту. Смотрю на другие парты и глазам своим не верю… наша кажется роднее, красивее, чем другие парты. Просто удивляюсь.

Дни не проходят, они, явно, летят. Ынкер Маро каждый день повторяет почти одно и то же:

— До выпускных экзаменов остались считаные дни. Готовьтесь, чтоб меня не опозорить.

А до выпускных экзаменов еще много времени, ровно полтора месяца.

С Лилит так и не удалось помириться. А с Маратом даже не хочу. Вернее, даже не думаю об этом, на что мне?. Рузан со мной, и этого достаточно.

Рузан дразнится, любит иногда уколоть меня словом, а потом смеяться от удовольствия. А я… не дай Бог, скажу что-то такое, что ущемляет ее интерес. Сразу поднимает руку, причем, всегда на уроке физики, потому что учитель физики, ынкер Шекян, тайно любит ее и беспрекословно выполняет каждый ее каприз.

— Что случилось, Рузанна? — спрашивает ынкер Шекян. Он только закончил институт, первый год преподает в школе, видимо, пока не знает, как себя вести с девушками старших классов. Рузан медленно встает с места, не забывая тихонько меня предупредить: «Ровно через три минуты вылетишь из класса». Она произносит эти слова с глубоким вздохом так, словно сожалеет, что вынуждена прибегнуть к таким конкретным мерам. Я не понимаю, как я должен «вылететь из класса» и с усмешкой говорю: «Одна минута прошла».

— Ынкер Шекян, Мгерик испачкал мою тетрадь чернилами.