В толще воды

Ди надоел его отсутствующий вид, и она спросила:

– Ладно, чем это ты там занимаешься?

Бергер прочел с экрана мобильного телефона:

– По словам Врача, это не похоже на токсикоз беременных. Вероятно, Карстен отравил Молли. Это могло произойти в больнице, куда он принес конверт. Он мог что-нибудь добавить в раствор для капельницы.

– О боже! – воскликнула Ди. – Шланг от капельницы покачивался.

– Она встречалась с ним еще раз, один на один, он дал ей пистолет, на котором мог быть яд. Какой-нибудь яд замедленного действия. Врач дает несколько вариантов.

– Она действительно плохо себя чувствовала, – произнесла Ди.

– Я хочу, чтобы ты подождала меня тут, Ди, – сказал Бергер изменившимся голосом. – Сядь в баре, выпей кофе.

Ди уставилась на него. Бергер встал.

– Ты что, собираешься пойти в это адвокатское бюро один? – спросила Ди. – Не забывай, что из нас двоих я единственная, у кого есть действующее удостоверение шведского полицейского.

– Тебе не стоит идти со мной, поверь мне. Ты ведь хочешь продолжить работу в полиции. Увидимся позже.

Ди смотрела ему вслед. Его шаги были совсем не похожи на обычные шаги Сэма Бергера. Такой походки она у него никогда раньше не видела.

Когда он отошел уже далеко, она крикнула:

– А кто, черт возьми, этот Врач?

Бергер не услышал. Ди покачала головой и побрела через старый квартал. Город был великолепен. Каждая улочка, каждый закоулок заливал свет.

Через некоторое время Ди проверила телефон. Никаких признаков жизни, никаких сообщений. Ей действительно лучше не знать, чем Сэм Бергер занимается в адвокатском бюро Pantoja & Puerta.

Но в этот момент она ничего не желала сильнее, чем узнать, что там делает Бергер.

Адрес у нее был, она посмотрела на карту в телефоне, сделала вид, что бесцельно прогуливается. Никогда еще ни один человек не прогуливался так целенаправленно.

Она нашла дом, рассмотрела табличку, поняла, что адвокатское бюро располагается на третьем этаже. Поняла также, что ей не удастся заглянуть внутрь и при этом остаться незамеченной. Решила устроиться в открытом кафе напротив. Ничего не происходило, появился официант, подросток внутри нее сказал «сангрия», даже не помня толком, что это такое. Перед ней поставили стакан с красным напитком, в котором плавали кусочки апельсина. На вкус сладкое красное вино, может быть, какой-нибудь ликер, вода, корица. Вкусно. Но в голову хорошо дает.

Ди успела выпить все содержимое стакана, когда из здания выбежал Бергер. Она окликнула его. Он посмотрел на нее так, как будто понятия не имел, кто она такая. Наконец Бергер словно очнулся.

– От тебя пахнет сангрией, – сказал он.

Пока они бежали к машине, он сообщил:

– Холмы под Эстепоной.

Ди быстро прикинула в уме маршрут. От Нерьи до Эстепоны километров сто пятьдесят. Мимо Малаги и Марбельи. Всю дорогу по автомагистрали. Хотя провести оставшиеся дни отпуска ей хотелось здесь. В Нерье. Это она уже решила.

Ну, если останется в живых.

Они бежали к арендованной машине, надеясь, что ее не успели увезти. Ди бросила взгляд на бескрайнее море. В воздухе уже сгущалось предчувствие бесподобного андалусского заката.

* * *

Молли Блум и правда плохо себя чувствовала.

Она сидела на стуле на террасе и смотрела в ярко-синее небо, толком его не видя. Перед глазами стояла пелена. Ее никто не связывал, но она едва могла пошевелиться.

Тело не слушалось ее. Руки и ноги просто не хотели повиноваться.

Молли подняла руку, с трудом опустила голову, посмотрела на руку. Сжала кулак, медленно, но верно.

Все на силе воли.

На одной силе воли.

Молли Блум думала о жизни внутри своего тела, о другой жизни. Внутри никакого движения, но его и не было, поэтому не определить, как там дела. Но ради этого маленького существа она собиралась бороться до последнего. Бороться так, как никогда еще не боролась. А бороться ей в жизни приходилось немало.

Молли перевела взгляд на балюстраду террасы.

Он стоял там, смотрел на море.

Она ненавидела его самой слепой ненавистью, какая только может быть.

* * *

В любой другой ситуации боль после ранения в бедро казалась бы сокрушительной и опустошающей. Но сейчас он едва ощущал ее.

Карстен видел собственными глазами приближение бесподобных андалусских сумерек. Видел террасу своей мечты в ста метрах от моря. Море сияло золотистыми переливами, среди которых можно было различить, по меньшей мере, все цвета радуги.

Это не то, что быть слепым кротом.

Вдалеке виднелась Гибралтарская скала, возвышающаяся из моря, как гигантский плавник.

И ульи, его собственная пасека, расположенная вдоль склона; их он приобрел гораздо раньше, чем саму виллу, на которую он засматривался годами и которая долго была его несбыточной мечтой.

И вот теперь мечта сбылась. Беда в том, что он всего этого никогда не увидит.

Если ему не помогут.

Все пчелы, исправно жужжащие – даже сейчас, в декабре, – и весь контроль, который он над ними имел. А также благодаря им. Пчелы, которые были его настоящей семьей, которые делали все, о чем он их просил.

Но и они не могли освободить его от подписанного контракта.