В толще воды

– Как я поняла из твоего рассказа, первый конверт был адресован тебе лишь в течение нескольких секунд до выстрела, который мог стать для тебя смертельным. Значит, на самом деле послание было обращено не к тебе, а к Августу Стену, к СЭПО. Не к тебе, не ко мне, а к СЭПО. А этот конверт находился у тебя дома, а поскольку мы точно знаем, что там побывали парни из СЭПО, получается, что конверт подложили уже после, то есть совсем недавно. Очевидно, здесь прослеживается некая последовательность: предполагалось, что конверт в Тенсте найдут в первую очередь. А это, наверное, продолжение, с более подробной информацией, и оно также адресовано СЭПО. Я лежала в коме, тебя подстрелили; по мнению Карстена, мы двое выбыли из игры, а возможно, и из жизни. К чему тогда эта игра с конвертами? Может быть, мы слишком много о себе возомнили, а на самом деле эти конверты не связаны ни с тобой, ни со мной?

– Неплохо рассуждаешь, – похвалил Бергер. Он надорвал конверт и засунул в него указательный палец. – Но что-то я сомневаюсь.

– Открывай же, – сказала Блум. – Что бы там ни было, мы ничего не сможем сделать сейчас, ночью. Зато можем пока подумать.

– Ты права, – согласился Бергер. Он вскрыл конверт и добавил:

– Уверен, что это тебе.

Вынул маленькую карточку и отчитался:

– На одной стороне карточки ручкой нарисована тройка, обведенная в кружок. На обратной стороне очень мелко написано «…but I don’t know what kind of drawers he likes none I think didn’t he say yes and half the girls in Gibraltar never wore them either naked as God made them that Andalusian singing her Manola she didn’t make much secret of what she hadn’t…»[6]

Глаза Молли Блум расширились. Она смотрела в окно, в ночную темноту. Бергер ждал. Наконец произнес:

– Манола?

– Что-то в этом такое, – произнесла Блум, погруженная в свои мысли.

– Это из «Улисса»?

– Да, из монолога Молли Блум. Манола – это, кажется, такая песня, музыкальное произведение, но тут, похоже, есть еще и сексуальный подтекст.

– Думаю, все дело в общем впечатлении. Ведь раз «половина девушек Гибралтара ходит голыми», значит, «drawers» в данном контексте будет «нижнее белье», так ведь? О чем я, кстати, понятия не имел. И о ком идет речь? Этот «он» – Бойлан, любовник Молли Блум? Это ему нравится ходить голым, каким его создала природа? Ничего не надевать под брюки?

– Впрочем, как и тебе, – засмеялась Блум.

– Откуда ты знаешь? – криво усмехнулся Бергер. – Ладно, как ты думаешь, эта формулировка относится к Бойлану?

– Думаю, да. Мне так помнится. Давно читала. Но есть тут еще кое-что. Какое-то смутное воспоминание. Не могу сейчас понять какое.

– Возможно, тебе нужно выспаться? Утро вечера мудренее.

– Не знаю, смогу ли я вообще уснуть, – сказала Блум. – Скорее мне надо подумать. Или, по крайней мере, переварить.

– А вот я хочу спать, – произнес Бергер и положил ноутбук на пол. – Хочешь взглянуть на письмо?

Ему показалось, что Блум покачала головой. В ту же секунду он почувствовал, как у него закрываются глаза. Он ощущал ее дыхание – легкое, едва различимое – прямо у своего плеча. Было что-то удивительное в этом дыхании.

«Ох уж эти чувства», – думал Бергер, все глубже погружаясь в загадочное царство сна. Они переполняют тебя, а дать им выход ты не можешь. Приходится принимать ее тут, не имея возможности показать облегчение от того, что она выжила, очнулась, вернулась к жизни, осталась такой, как прежде. Без права сказать ей, что внутри нее зародилась новая жизнь, возможно, наполовину его. Без права обернуться сейчас, обнять ее, слиться с ней воедино.

Одно ясно – жизнь несовершенна.

Уже в полудреме он произнес:

– Тройка в кружочке в этом письме. Единица в кружочке в Тенсте.

Молли на секунду замерла у его плеча. Потом ответила хрипловатым голосом:

– Не хватает двойки?

Бергер ни за что бы не вспомнил, успел ли он что-нибудь ответить.

* * *

Уже при первой же вибрации он понял, что пришло письмо. Лампа стояла с его стороны кровати. Она была выключена, хотя он оставлял ее зажженной. В комнате было темно, только его мобильный телефон излучал слабый свет. Значит, Молли погасила лампу.

Бергер увидел, от кого письмо, приглушил свет и вибрацию, полежал немного.

Когда он вылезал из двуспальной кровати, ее рука потянулась за ним, несколько раз подскочила на матрасе, но Блум не проснулась. Судя по всему, крепко спит.

С другой стороны, он уж привык к тому, что видимость далеко не всегда совпадает с действительностью.

Он проскользнул в ванную, запер дверь, свет включать на стал, наметил в темноте стульчак, воткнул в уши наушники. Потом открыл письмо, и ванная озарилась слабым светом.

Прежде чем нажать на паузу, он успел услышать голос Августа Стена: «Может быть, ты поймешь, почему я так поступил, Сэм, а может быть и нет». Бергер попытался вспомнить содержание предыдущего электронного аудиопослания.