В тот день…

Озар знал – тот, кто живет возле градских укреплений, обязан и содержать их в надлежащем виде. Это важная обязанность, на нее даже из казны выделяют средства на починку, однако правителям выгодно, когда сами градцы заботятся о принадлежащем им участке стены. А за это их двор никогда не будет потеснен, никто их на новое место не сгонит, пока род живет, да и почет и ласка князя им будет. Вот люди в роду Колояра следили за состоянием стены: сверху было видно, что в кладке меняют бревна, – среди совсем почерневших от времени и непогоды были заметны и новые. Лещ и мастеровой Стоян осматривали их, хотя уже и свет был не тот, и ветрено перед грозой.

Озар же больше туда глядел, где под Хоревицей раскинулось урочище Гончары. Само название указывало, какие ремесленники там селятся, копают на склонах глину. Неподалеку протекал ручей Киянка, что для работы мастеровитого гончарного люда самое оно. Такой житнице, как Киев, без посуды никак нельзя, да и всякие иные поделки: плошки, подсвечники, лампы, игрушки, свистульки – все для градцев оттуда. Так что урочище Гончары всегда шумное и бурливое. Правда, сейчас, уже под вечер, даже там стихала жизнь. Можно еще встретить идущую с ведрами на коромысле девицу или группу о чем-то переговаривающихся ремесленников на изгибе дороги, но матери уже скликали детей к вечерней трапезе, и было видно, как легкие дымы поднимаются над похожими издали на снопы крышами: в урочище Гончары не особо богатый люд жил, вот и селились в легких хатках-мазанках под соломенными кровлями. В таких простецких жилищах был свой резон: если случится набег, то ремесленники с семьями успеют схорониться на киевских возвышенностях за тынами и городнями, а если порушат их мазанки, то возвести их заново из плетня и глины невеликий труд.

Озар казался задумавшимся, но, когда Лещ хотел пройти мимо, резко окликнул его.

– Чего тебе? – остановился тот, поправил войлочный колпак на голове.

Нос у Леща в пол-лица, а глаза маленькие, колючие. Не нравился ему подосланный Добрыней волхв-доглядник, ох как не нравился.

Но Озар начал с ним издалека. Отметил, что городня у их двора исправно содержится, что хорошо уложены бревна, все сверху глиной замазано от возгорания. От такой похвалы Лещ невольно подобрел, стал объяснять, что если понадобится чинить городню, то лучше сейчас, пока цена на лес еще невысока. А там, как погода установится, плотницкий старейшина пришлет к ним умелых рублеников[72], чтобы уложить новые лесины. Вот завтра по светлому времени Лещ еще раз все осмотрит как следует и пошлет доложить градскому вымышленнику, что и как у них.

Озар вздохнул:

– Сейчас эти новообращенные почитатели Христа старый покон не чтут, вот и рубят без толку все, что им глянется. А ведь ранее на порубку всегда кликали волхва, дабы тот выполнил заклинание положенное и спросил ствол – готов ли тот послужить не себе, а человеку? Да и лешего угощали, чтобы дал добро на порубку. А нынче… Того и гляди опустеют чащи вокруг Киева от такого рьяного бездушного усердия.

– То старые обычаи, – отмахнулся Лещ. И хитро прищурился: – Только помнится мне, что, когда было велено большое капище в Киеве возводить, ваши волхвы не сильно лешему кланялись, а рубили все, что понравится. Я не забыл еще, как у Кловского ручья, почитай, целую рощу отменных сосен извели, не особо горюя.

– А тебе, как погляжу, Лещ, не нравятся наши старые обычаи? – спокойно спросил Озар. – Гляжу, ты тут самый охристианившийся в доме Колояровичей. Вон какой крест у тебя, даже с чеканным узором.

Он протянул руку, чтобы коснуться креста, но Лещ ее удержал, посмотрел на волхва исподлобья:

– Я в этом доме давно служу. И помню времена, когда Дольма только начал к христианам хаживать, сам его часто сопровождал. А то, что хозяевам любо, то и мне по сердцу. И не только мне – все наши решили, что пойдут креститься. Хозяин никого силком не тянул. А тут собрал всех и сказал свое слово. И мы не перечили.

– Так уж и не перечили, Лещ? Вон Бивой твой не явился на обряд. Да и Жуяга упирался.

– Не сильно-то Жуяга и упирался, – буркнул Лещ.

– Понятно, что не сильно, когда за спиной Дольмы его кат-хазарин маячил. И уж тот проучил бы любого…

– Ну, допустим, тиуна нашего, Творима, никто бы плеткой бить не стал. Но и он сразу согласился. Творим служил тут, еще когда Дольма только брался хозяйствовать. И верно служил. Они приятельствовали, а Дольма хоть и следил за работой тиуна, но доверял ему, советовался, порой и по душам они толковали. Да что я говорю… Посмотрим теперь, кому верен Творим – только хозяину или вдовую хозяйку поддержит в память о Дольме.

Озар припомнил свой разговор с управляющим. Тот говорил, что, дескать, Дольма всякое ему сказывал за чаркой меда, а значит, и впрямь они не только о делах беседовали.

Лещ, решив, что уже наговорились, хотел было пройти, однако Озар удержал его.

– Ты вот сам, Лещ, что думаешь – кто Дольму порешил? Со слов многих выходит, что ты совсем рядом с ним был, когда беда случилась.