«Значит, стоит вязать нимф[78], — подумал он, — или имитации пресноводных рачков. Можно того же ручейника в домике или его «бездомную» разновидность. Местная форель, небось и не видела такого коварства со стороны рыболова, чтобы зимой, да на тонущую муху… это почти браконьерство, никакой fair play[79], сплошное читерство[80]. Шансов у рыбы нет… и
Степану, дорвавшемуся до любимого занятия, потребовалось всего три часа, чтобы в коробке, взамен павших в «неравном бою» с молью сухих мушек, ровными рядами выстроились несколько десятков вполне приличных и даже похожих на живые имитаций разнообразных мелких насекомых и беспозвоночных обитателей речных вод. Возникшее неожиданно препятствие в виде отсутствия тонкой полимерной плёнки для создания подобия хитинового панциря было благополучно разрешено, но стоило «жизни» паре отличных американских одноразовых[81] кондомов из натурального латекса. Ожидаемый результат, в некоторых случаях обещавший, вполне сравнимое с сексуальным, удовольствие, того стоил.
Следующим шагом, после подготовки снасти, стала проверка экипировки. В шкафу, стоявшем в той же комнате, обнаружились вполне современные высокие рыболовные сапоги, удобная непромокаемая куртка с капюшоном и множеством карманов и даже специальная шляпа с лентой из стриженой овчины для крепления мушек. В углу шкафа нашлась корзина для рыбы, вызвавшая своим изяществом неподдельное восхищение Матвеева, и короткий подсачек с мягкой сеткой в бамбуковой раме. Конечно, вместо сапог лучше бы нашёлся «забродный» комбинезон[82] и ботинки на войлочной подошве, да и складной посох не помешал бы, но «
От размышлений о причудах общих увлечений Степана оторвал мажордом, пригласивший «молодого господина» к обеду. Скрепя сердце, Матвеев оторвался от созерцания винтажных[83] снастей, переоделся для семейной трапезы и снова «выпустил на волю» старину Майкла, которому предстояло отдуваться за двоих. А переполненному впечатлениями разуму Степана нужно было дать отдых …
Ловля форели на искусственную мушку ранним утром на реке достойна высокохудожественных описаний. Есть в этом процессе много возвышенного и поэтичного. Если конечно это происходит не в январе и не в Британии.
Вы когда-нибудь пробовали, стоя почти по пояс в быстротекущей и чертовски холодной воде, привязывать тонкую леску к миниатюрному крючку, одновременно удерживая от падения в воду длинное удилище с тяжелой катушкой расположенной в самой нижней точке рукояти? Тот, кто хоть раз это проделал, да ещё на промозглом январском ветру, поймёт. Остальным придётся поверить автору на слово. Однако, как бы то ни было, рыбная ловля в таких обстоятельствах — исключительно душеспасительное занятие, воспитывающее поистине христианскую кротость и смирение. Ибо выбора нет.
К счастью, Степан рыбачил и не в таких условиях. Климат и гидросфера средней полосы России и юга Англии едва ли сопоставимы. Матвееву приходилось бывать и в достаточно экзотических — с точки зрения среднего англичанина — местах. Он вспомнил свою первую поездку на Кольский полуостров за кумжей и горько усмехнулся. Вот там был действительно экстрим, а здесь… так — «
Руки Матвеева действовали почти автоматически, поднимая шнур с воды, по раз и навсегда затверженной мышцами траектории «одиннадцать-час», формируя петлю и с надлежащими паузами посылая её вперёд, выше по течению — чуть выше места выхода рыбы.
Тяжёлая нимфа падала в воду с лёгким «бульк» и увлекала за собой поводок и передний конус шнура. После этого следовало сразу же перебросить петлю лежащего на воде шнура в соответствии с профилем речных струй и контролировать проплыв невидимой в толще воды приманки над дном.
Заработав за первый час рыбалки несколько осторожных «потычек» — казалось, рыба играет с мушкой — и, поймав пару мелких форелей с тремя подростковыми полосками у хвостового плавника, Степан решил сместиться вверх по течению, поближе к перспективным с его точки зрения кустам, нависшим над водой, и поменять тактику.