В высокоторжественный же день 1 июля, после большого выхода их величеств к обедни, поздравлений, церковного парада перед дворцом Кавалергардского ее императорского величества полка, большого обеденного стола, когда зажигалась иллюминация, вся императорская фамилия, сопровождаемая двором, во всем блеске туалетов, мундиров и ливрей, выезжала церемониальным цугом в блестящих экипажах и линейках для прогулки по иллюминации. Ехали шагом, между шпалерами узко сдвинувшейся толпы, дававшей место только для проезда императорского цуга, потом смыкавшейся и следовавшей за ним, насколько это было возможно (никакой полиции и стеснений не полагалось — государь был уверен в своем преданном народе).
Перед главной террасой дворца, за Самсоном, горел миллионами шкаликов щит, с вензелем виновницы торжества, матушки-царицы. Зрелище было действительно великолепное. По возвращении царского объезда начинался «маскарад» в залах дворца. Императорская фамилия вся проходила полонезами по всем залам между своими многочисленными гостями.
Второго июля допускался народ и публика в Александрию — всегдашнее пребывание их величеств летом, куда никто не допускался во время царского присутствия, кроме приближенных и приглашенных специально лиц. Но в этот день скромное, интимное жилище царя отдавалось вполне посещению всех. Было опять царское катание при звуках музыки, так как хоры военных музыкантов были расположены по саду. Потом царская фамилия кушала чай на украшенном гирляндами из васильков балконе, окруженная толпой. Васильки были одними из любимых цветков императрицы Александры Федоровны, и ко дню ее рождения васильками старались все украшать.
В Царскосельском, Александровском и Гатчинском дворцах, как и в других местах, где помещение их величеств находилось в нижнем этаже дворцов, публика и народ допускались без всякого стеснения каждый вечер к окнам дворца, где проживала царская семья. Шторы не спускались, так что было видно все, что происходило в залах: танцы или игры, например «кошка и мышка», «жмурки», «горелки» и т. п. Эти игры были в большом ходу при Николае Павловиче и Александре Федоровне; в молодости они сами принимали участие и в танцах, и в играх. Государь и императрица подходили несколько раз к окнам, кланялись, разговаривали со стоящими тут, когда можно было открывать окна; вообще, жизнь их величеств открыта была для всех и сообщалась со всеми.
Этот обычай — допускать публику к окнам — продолжался в Царском Селе до кончины великой княгини Александры Николаевны, третьей дочери их величеств в 1844 году. С тех пор в Александровском дворце никаких уже увеселений не было.
Но в Гатчине и других дворцах они продолжались еще долго, чуть ли не до Крымской кампании 1854 года. В Ливадии Александр Николаевич возобновил разрешение допускать публику к окнам, и это продолжалось несколько лет, но впоследствии частые покушения на его жизнь, увы, изменили все!..
В зимнюю пору в Петербурге их величества устраивали большие катания в санях; ездили, например, на Елагин остров кататься с ледяных гор с большим обществом приглашенных; в большие двенадцатиместные сани, запряженные шестериком или восьмериком, садилась императрица с гостями старшего возраста, а в прицепленные к этим саням вереницей, многочисленные, совсем низенькие маленькие салазки, на две персоны, садилась молодежь, попарно, кавалер с дамой. Государь и великие князья помещались тоже в салазках. По городу вся эта вереница двигалась обыкновенным аллюром, но как только выезжали на Каменноостровский проспект, лошади пускались в карьер, и весь этот длинный поезд мчался, что есть духу, по всем островам до Елагина, где во дворце был приготовлен завтрак, потом катались с гор, а вечером иногда танцевали. В детстве мне случалось видеть этот оригинальный поезд, но я никогда в нем не участвовала и знаю только подробности этих катаний по рассказам родителей и старших сестер, бывших всегда на этих катаниях. Общество очень любило эти поездки на Елагин; веселясь просто и от души, оно дорожило приглашениями на эти высочайшие выезды.
В мое время уже ездили в больших санях и тройках в Таврический дворец, где в саду был устроен каток и ледяные горы. Салазок уже не существовало. Император Николай Павлович и императрица Александра Федоровна, после смерти дочери, не принимали больше участия в этих поездках; они устраивались цесаревной и великой княжной Марией Николаевной.