Когда сыновья Марии Федоровны стали подрастать, она, кроме осени, проводимой, по обыкновению, в Гатчине, оставалась там две зимы, находя, что такое уединение способствовало воспитанию Великих Князей. Я живо помню это время, оно было очень приятно для нас, детей. Там находился упраздненный арсенал, который разделялся как бы на несколько зал. В одной части была гора для катания, а в другой были собраны музыкальные инструменты; в остальных находились разные игры: биллиарды, фортунки и пр. Тут же находился и театр. Бывало, мы бежим туда с радостью после уроков, бежим, чтобы покататься на горе то на ногах, то на сукне, то в тележке. Тут же происходили разные сюрпризы для Императрицы, которые она очень любила. То мы, дети, все костюмированные, составляем группу, то игралась всего чаще французская пьеса на театре, то составлялась ярмарка, где, конечно, доставалось нам много игрушек и конфет. Так проходило время в той резиденции, и угрюмый Гатчинский дворец, построенный братьями Орловыми в подражание феодальных замков, с подъемными мостами и тайными переходами, и подаренный Екатериною своему сыну, оживлялся любезностью его обитателей…
Все были заняты работой, а для прислуги это не худо. Только для образованных людей досуг очень нужен, потому что они умеют его наполнить благородными занятиями. Лет десять тому назад я посетила эти места, партер заглох, и розанов не было; но все оставалось в прежнем виде внутри розового павильона. Известный мне альбом лежал на том же столике. В нем писали Жуковский и Крылов. Грустно видеть опустелыми места, прежде столь дорогие, оживленные присутствием дорогих и милых сердцу людей.
Мария Федоровна жила хорошо со своим мужем и тогда, когда он стал заниматься Екатериной Ивановной Нелидовой. Мария Федоровна в горести сердца своего жаловалась императрице Екатерине II. Та вместо ответа подвела ее к зеркалу, сказав: «Посмотри, какая ты красавица, а соперница твоя petit monstre, перестань кручиниться и будь уверена в своих прелестях». И в самом деле, скоро сама Мария Федоровна уверилась, что в этой предполагаемой связи было только очарование умом Екатерины Ивановны, в самом деле очень замечательным. Она сделалась ее другом и такой оставалась до конца жизни Императрицы. Скоро после восшествия на престол Павел приехал в Москву, я уже говорила о бале, данном ему в собрании. На этом бале девица Лопухина объяснила Государю свою любовь к нему. Государь был поражен этой выходкой и писал о ней в Петербург в шутливом тоне, выражая свое негодование против наглости московских девиц. В день, когда ожидали его приезда в Петербург, Мария Федоровна и Екатерина Ивановна Нелидова выехали к нему на встречу. Каково было удивление их, когда он обошелся с ними холодно, а о девице Лопухиной отзывался уже совсем иначе. «Тут, — рассказывала Императрица, — мы узнали свою беду». Вскоре Лопухина со своим отцом приехала в Петербург и заняла свое место при Дворе.
…Императрица была очень милостива к своей прислуге и даже баловала ее. Однажды батюшка, пришедши к ней, нашел ее не в духе. Она упрекала его за то, что он не дал накануне экипажа ее камер-юнгфере. «У них, — говорила она, — были родные из дальней губернии, которые желали видеть мое Павловское». — «Поверьте, ваше величество, — отвечал отец, — никаких родных не было, это все ложь, и только напрасно вас беспокоят». — «Ну поди, поди, помирись с ними». Он должен был целовать ручки у них, они, смеясь, признались, что никаких родных у них не было…
…Раз Императрица сказала моему отцу: «Ты, мой друг, хочешь ли называться моим другом?» Он отвечал: «Я не могу быть вашим другом, так же как и вы моим. Дружба требует равенства и взаимности услуг, а я не могу от вас требовать того, что требовал бы от друга». Другой раз батюшка привез ей много цветов и поставил их у входа ее кабинета. Она всплеснула от радости руками и спросила, кто привез ей цветы. Когда она узнала, что цветы доставил ей Сергей Ильич, то сказала ему: «Благодарю тебя за твой прекрасный подарок». «Это не подарок, — отвечал отец, — я прошу вас заплатить за это деньги». — «Ах! Подари мне не цветы, скажи, что даришь мне их!» — «Нет, — отвечал отец, — я не подарю их и никогда ничем не буду дарить вас». «Какая причина твоего упрямства?» — спросила Императрица. «Да та, что вы богаче меня, и я не хочу, чтобы вы за мои подарки платили мне вдвое». Так всегда прямо и откровенно объяснялся мой отец, и за это был унижаем всеми.