— Ты!.. Ты сегодня смеешься! Посмотрим, что будет завтра! Тамада! Прошу слова! Я хочу сделать заявление… — Тавтух вскочил с места и кинулся к Дибиру. Его успели задержать, отвели и посадили на место. Куда там! Тавтух ногой отбросил стул, оперся руками на плечи сидящих и завопил: — Вымогатель! Ты куда положил мои двадцать пять рублей, подаренных невесте? Я нарочно купюру заметил! Вот!.. — трясущимися руками он выхватил из кармана мятый листок, отекшими, как у всех рабов Бахуса, пальцами тыкал в запись: — Вот смотрите! Номер Be Be девяносто шесть, тринадцать, девятьсот восемьдесят три! На орнаменте точка. Сам поставил! Проверьте деньги, подаренные невесте, — там нет моих двадцати пяти рублей! Клянусь могилой моей матери. Кичи-Калайчи опустил эту купюру в карман своей черкески или спрятал в один из газырей. Я в суд подам! С кем ты пьешь, следователь Дибир Махмудович? Ха-ха-ха! Скажешь, не получал нашего с Таймазом заявления об этом калымщике? Или не успел прочесть? Это сигнал от директора рынка и от меня. Я — Тавтух, а не лопух придорожный, как здесь сидящие! Ишь, нашел себе кормушку… Пенсию получает — сто двадцать. Мало! Садовником работает — это еще сто двадцать! Мало! Квартиру сдает бедным студенткам, по три настрига с каждой овечки имеет! И все ему мало!.. Кх-кха, у-у-у!
Два друга Хасана подхватили багроволицего Тавтуха и вынесли его из комнаты.
— Испортил свадьбу, дурак! — вздохнул Рамазан и с ожесточением рванул по струнам комуза, отбивая ногой такт «Акушинского».
Один из помощников тамады подошел к удрученному Кичи-Калайчи и шепнул на ухо:
— Вас срочно вызывают в санаторий. Ночью ожидаются заморозки, надо спасать розы. Машину уже выслали.
Не простившись с молодыми и слова не сказав тамаде, садовник встал из-за стола.
Три дня старый садовник жжет костры, спасая молоденькие саженцы и кусты роз от лютого холода и свирепого ветра.
Эпилог
Его взяли вчера.
Люди видели: два молоденьких милиционера вели Кичи-Калайчи. И не куда-нибудь, а прямо в следственный отдел, в кабинет Дибира Махмудовича.
Нетрудно представить, как эта встреча была бы горестна и следователю, и Кичи-Калайчи. Ему посылали повестку на городскую квартиру, а он был в саду. Позвонили в санаторий — старик уж укатил рейсовым автобусом в город.
И тогда Дибир Махмудович проявил власть: в случае неявки без уважительной причины, следователь вправе подвергнуть заподозренного приводу.
Кичи-Калайчи пригласили в пустой кабинет. Следователь Дибир часом раньше выехал на место дорожной аварии.
Из уважения к преклонному возрасту старика, дежурный предложил горячего чаю. Садовник так намерзся за трое суток борьбы со стихией, что и в теплом кабинете его била дрожь. Он обхватил посиневшими пальцами стакан и отхлебывал чай глоточками. Покончив с чаепитием, тихо приотворил дверь.
Дежурный за стойкой почтительно поднялся:
— Еще стаканчик?
— Спасибо. Могу я вас попросить…
— Если хотите умыться… — дежурный деликатно показал на дверь, за которой мерно журчала вода.
— Спасибо. Я хотел бы передать записочку, чтоб из дому принесли нужные папки. Они лежат на моем столе. Это не будет нарушением?
— Вообще-то не положено. Хотя… А! Пишите! Но предупреждаю: все материалы прежде покажем следователю.
— Именно это я и хотел сделать.
Кичи-Калайчи взял стакан с горячим чаем и, сидя в кабинете Дибира, стал размышлять: «Чтобы с человеком ни случилось, плохое ли, хорошее, во всем, в конце концов, человек сам виноват…
Ну, шутник-садовник, дошутился?.. Сам создал Чрезвычайную комиссию по борьбе с калымом, сокращенно: Чека по Бока. Сам избрал себя председателем, сам утвердился секретарем. И бухгалтером!.. Только на себя надеялся, одному себе верил. Так тебе, лопоухому, и надо! Тавтух с Таймазом вмиг столковались и пошли острым клином. А ты, добряк безмозглый, кинулся в одиночку проблему калыма решать! Хаджи-Мурат! Забыл, как три овцы одного волка одолели?»
Старик примостился в углу дивана под репродуктором, прослушал последние известия, главным образом сводку погоды: хорошо, хоть в эту ночь по области туман, ветер юго-восточный… осадков не ожидается? А уж как надо бы дождичка! Лютые ветры досуха выжгли землю, а корни у саженцев пока слабенькие, им зацепиться-то не за что…
За дверью раздавались звонки, слышались голоса.
С последними звуками Государственного гимна замолкло радио.
«Тихо, как в могиле, — поежился Кичи-Калайчи, снял свою черчексу. с газырями, набросил на ноги. — Сколько меня тут продержат? А может, Дибир и вообще не придет?»