Я кинулся давить ладонями на её грудь, чтобы завести сердце, надеясь, что потерял совсем немного драгоценного времени, созерцая её удушенное лицо. На шее виднелись глубочайшие следы асфиксии. Пока я методично надавливал руками в центр грудины, параллельно цепко осматривал всё её тело, опасаясь увидеть кровоточащие раны, но их не было.
Как я жалел в эту секунду, что вместо внимания к словам и действиям на лекциях по оказанию первой помощи я пялился на вырез формы одной из медсестер. Реаниматолог из меня был так себе, но прежде чем позвать кого-то или отнести неофитку в лазарет, мне нужно было убедиться, что где-то глубоко внутри в ней ещё тлел уголек тепла. Я страстно желал, чтобы именно благодаря мне огонь разгорелся в ней снова, снося холод обволакивающей её смерти и вдыхая в её вечно серьёзное лицо краски жизни.
— Давай, мать твою! Ну же!
Я надавил на её грудную клетку так, что, казалось, сломал ей кости. Поздно спохватившись, я нажал пальцами на её щеки, чтобы приоткрыть рот и нащупать пальцами язык, молясь, чтобы он не завалился. Повезло.
Я не знаю, что на меня нашло — может, у адреналина есть и обратная сторона, которая придаёт не только смелость, но и безумие — однако после очередного непрямого массажа сердца этой дурной я с чувством отвесил ей оплеуху. Затем, снова схватив ладонями её отвернувшееся от удара лицо, выровнял ей голову и наклонился к губам. Собрав, наверное, весь воздух, что был вокруг нас, в свои немаленькие лёгкие, я что есть мочи выдохнул его ей в рот, зажав нос.
В голову прокралась абсолютно неуместная мысль:«Как было бы, если её шершавые губы поцеловали бы сами?», но услышав низкий протяжный хрип и гортанный кашель неофитки, я поспешил одернуть себя и снова сосредоточиться на помощи.
Живая, мать твою. Откачал.
Я же сказал, Грейс — не сегодня.
***
— Я не хочу, чтобы она знала, — задержав за локоть проходящего мимо доктора, негромко проговорил я.
Тихоня так и не пришла в себя, позволив мне незамеченным доставить её бессознательное, но уже дышащее со свистом и хрипом тело в лазарет. Я не помнил, с какой скоростью дошёл туда с такой нелегкой ношей — она, конечно, стройная девчонка, но далеко не маленькая, как её кучерявая подруга; помню только, как её тут же забрали всполошившиеся врачи и скрыли за ширмой. Помню, как руки покинуло едва различимое тепло её постепенно оттаивающего тела.
Весьма вероятно, что скоро сюда ввалятся её дружки, Лэндон, возможно даже сам Макс, и мне ох как не хотелось светиться здесь и выступать героем. Никакой я нахуй не герой, разве что только с приставкой «анти». Ей просто повезло, что я проходил в том коридоре — тот же Крис мог оказаться на моём месте, не сверни он пожрать — а расспросы мне были ни к чему. Да и я сам не горел желанием знать, что она делала в том злосчастном коридоре и кто были эти выродки, напавшие на неё в такой час. Мне не трудно было сопоставить факт её текущего положения в рейтинге и чьего-нибудь желания убрать её с дороги — уж слишком она была талантливым стрелком. Под подозрение мог попасть и я сам.
В конце концов, тихоня тихоней, но мало ли какие черти водились в её омуте — может, она специально кому-то перешла пути, за что и получила по заслугам. Хер его знает, я никогда не общался с ней более тридцати секунд.
А посему думать об этом и лезть в это дерьмо совершенно не хотелось — пускай с этим инцидентом разбираются лидеры и инструктора.
Ещё я не хотел её благодарности, не хотел лишнего взгляда в свой адрес, не хотел, чтобы она чувствовала себя мне должной. Я никак к ней не относился, для меня её практически всегда не существовало, как и остальных в группе — я стремился только к одной единственной цели, перейдя в Бесстрашие. И лишние мысли, наподобие той возникшей о её губах, которые она раскрутит в моей голове своими благодарными влажными глазами, мне были нахуй не нужны. Смазливый Крис, общающийся с ней и кучерявой, думающий, что никто не замечает его щенячьего взгляда в адрес этой светловолосой неофитки с охеренным глазомером, подходит ей куда больше в качестве спасителя и принимающего благодарности героя.
Дерек странно и оценивающе посмотрел на меня и кивнул. Затем скосил глаза на свой локоть, намекая на то, что «просьбы просьбами, парень, а руки-то не распускай, если не хочешь проблем».
Я поспешно отошёл от него и направился к двери.
Чертовски хотелось надраться в хлам, но я всё же дотащил свой организм до спальни, в которой, кстати, не обнаружил Криса, и упал на кровать. Наверняка, он и мелкая неофитка уже там, в лазарете. Спохватились, блять, пропажу.
Я собрал обратно свой раздраенный панцирь внутри, сжигая любые мысли и воспоминания о Грейс и её возможной смерти, не будь меня рядом.
Жизнь, блять, конечно, непредсказуема, но для меня она должна продолжиться так же, как и до картинки безвольного тела Тихони в коридоре.
***