В твоем октябре

– Нога болит, – отвечает он и в его глазах сверкает мерзкий огонек властолюбия – заставил меня просить о сексе. Как попрошайку. Пытаюсь испепелить его взглядом, но, проиграв, закусываю губу и поднимаюсь с дивана – собираю в салфетку кровавые шарики ватных тампонов, собираю аптечку. Поднимаюсь и иду на кухню. Пол я подмела, несмотря на жаркие протесты нестандартной личности, валяющейся на диване – он орал, что это красиво, а я – истребитель творчества, обвинял меня в геноциде свободной мысли, пока я молча орудовала метлой.

– Библиотека наверху, – кричит он мне в спину, пока я открываю дверцу и выбрасываю мусор в ведро. – Выбери нам что-нибудь.

Остаток третьего октября мы читали «451 градус по Фаренгейту», а четвертое провели в «Вирте» Джефа Нуна. Я, кстати, немало удивилась, найдя эту книгу на полке, и кое-что поняла.

***

Полночь, четвертое октября плавно перетекает в пятое, и мы встречаем его вместе – тонкая пелена света ночника на странице книги, и его рука на моей спине. Если бы не тонкие пальцы, скользящие по моей коже, я бы бросила чтение еще вчера. Если бы не возможность лежать у него под боком, вдыхать его запах, слушать тихий смех, язвительные замечания и пошлые зарисовки, рожденные книгой, ночью и двумя телами под тончайшим покрывалом похоти, я бы замолчала. Если бы не искрящееся эго, завораживающее блеском самолюбие, и сверкающая миллиардами осколков совершенно уникальная точка зрения на весь этот мир, я бы ни за что не пошла за ним, но… Господи, как же прекрасно, что есть бесконечная вселенная этих «если бы», а я сорвала джек-пот – мне достались самые изысканные, самые горькие, самые неповторимые «если». Замолкаю, отрываю взгляд от книги, смотрю на кончик длинного носа и поднимаюсь по переносице к зеленым глазам:

– Это не съемный дом, – говорю я.

Он удивленно вскидывает брови, а затем улыбается:

– Правда? – улыбка оголяет его зубы. – С чего ты взяла?

Я закрываю книгу и поворачиваю обложкой к нему:

– Вот с чего.

Он смотрит на книгу, затем на меня:

– И что? Книга, как книга – обложка, страницы, слова на бумаге.

Я улыбаюсь:

– Да, да, все на месте. А вот слова на бумаге… у них, знаешь ли, весьма своеобразный порядок, характерный отпечаток и интонации. Это книга на любителя. Брэдбери можно увидеть в любой коллекции, а вот это, – я машу книжкой из стороны в сторону, – нравится далеко не всем. Грязновато, знаешь ли, да и в нашей стране выпущено относительно недавно, и о ней немногие знают. Это не классика, интерес к которой продиктован общественным мнением, это – самостоятельный и весьма своеобразный выбор. Эта вещь не безлика, не декорация большого дома в аренде. Эта книга чья-то.

Он смотрит, и тонкий серп улыбки меркнет – его лицо становится задумчивым.

– Итак, чей это дом?

Он убирает руку с моей спины:

– Это дом Рут.

Моя челюсть глухо падает вниз, я закрываю руками лицо:

– Господи… – в голове мелькают образы, мысли, ругательства. Я должна была догадаться.

Отрываю руки от лица:

– Вы спите?

Он мотает головой и кисло ухмыляется:

– Я уже говорил.

– Значит соврал!

– Ну, так что мешает мне сделать это снова?

Бессильно рычу:

– Ну, ты и сволочь… Я ведь тебе не вру!

Он улыбается:

– Кто же тебе не дает?

– Хочешь, чтобы я врала? Рассказывала небылицы?

– Любая твоя небылица, все равно будет автопортретом. Небылицы или правда – мне будет интересно.

Я сверлю его взглядом, я пытаюсь разглядеть в нем чувство вины или замешательство, но он хитро щурится, улыбка делает его взгляд совершенно непроницаемым и навязывает мне его волю – опускаю глаза и смотрю на свои руки:

– Что мы будем делать, если она войдет сюда? Вот прямо сейчас? – снова взгляд на него.

Он протягивает руку, касается тыльной стороной пальцев моей щеки:

– Никто не войдет, – тихо говорит он.

– Почему? Это ведь её дом? Кто мешает ей…

– Ей сейчас не до тебя,– перебивает он. – И не до меня… Ни до кого.

Я смотрю на него и мне все тяжелее оторвать взгляд от его губ. Я вслушиваюсь, всматриваюсь и пытаюсь понять, послышалась ли мне тоска?

– Что с ней? – спрашиваю я.

Его пальцы – теплом по моей щеке, его глаза – терпеливой усталостью по моему лицу:

– Затяжной творческий кризис.

Глава 7

Утро. Выхожу из комнаты и борюсь с желанием громко хлопнуть дверью. Какой смысл? Все равно не услышит, а если и услышит – посмеется только. Иду по коридору, хмурюсь, кусаю губы – тут никакие слова не помогут. Тут нужны наручники. Спускаюсь по лестнице, ловлю воспоминания в своей голове – слова летают и щебечут надоедливой стаей – не так-то просто сладить с ними. Я тянусь, я пытаюсь их поймать, но куда там! Уж больно дикие. Их тонкие клювики врезаются в мое самолюбие:

Пожалуйста, не уходи.

Бессильно скриплю зубами, сжимаю кулаки – наивная дура.

Останься. Я хочу проснуться с тобой.

Боже мой… от таких приторных банальностей я бы тоже сбежала. Но что я могла поделать? Меня понесло…

Не уходи.

Останься.

Объясни.