В твоем плену

Утро совсем раннее, и я не ожидаю в своей вылазке на общую территорию встретить хозяина дома, но ошибаюсь. Он тоже уже не спит, и, как любой кофеман, медитирует над кружкой национального напитка - американо, в смысле. Кстати, ни во время своего первого периода жизни в Штатах, ни пока жила в России, кофе я не любила. В Америке не то чтобы очень много его пробовала, в одиннадцать-то лет, а то, как готовят и пьют его в России, мне не понравилось. Слишком крепко. Вот американо меня покорил. Люблю его и с молоком, и без, потом уже распробовала и капучино, и латте, и моккачино - практически все вкусы, кроме простого эспрессо. По-прежнему слишком крепко, а еще и ничтожно мало.

Сойер при моем появлении даже бровью не ведет, не уверена, что он, вообще, меня видит. Я в ответ тоже к нему с приветствиями не кидаюсь. Отвернувшись от неприветливого пасынка, достаю из сушилки чашку, наливаю в нее молока и, сунув под капучинатор, откручиваю кран подачи пара. Громкое шипение вспарывает напряженную тишину помещения, и я вздрагиваю.

- Совесть нечиста? - спрашивает вдруг Сойер с усмешкой.

Обернувшись на него, вижу, что он по-прежнему не смотрит в мою сторону, и не выдерживаю.

- Следи лучше за собой, - огрызаюсь излишне грубо, но он не реагирует, а мне немедленно становится стыдно за эту вспышку.

Беспочвенную и бессмысленную.

После сна нервы на пределе. Обычно в детстве, когда меня мучили кошмары, я прибегала в спальню родителей, заползала между ними и засыпала, прижавшись к отцу. возможно, и сейчас мне подсознательно нужна мужская поддержка, а вместо нее я получаю равнодушие и какие-то левые обвинения. Чем еще объяснить свой срыв, я не знаю. И пытаюсь поспешно сгладить грубость.

- Слушай, Сойер, - говорю интонациями кота Леопольда, - давай не будем ссориться.

- Я с тобой не ссорюсь, мамочка.

- И прекрати, пожалуйста, называть меня мамочкой, - прошу сдержанно, но это обращение выводит меня из себя.

Какая я ему мамочка? У меня и своих детей нет, с чего вдруг я стану матерью детине, в два раза крупнее меня и всего на год младше?!

- Если тебе так не нравится мое нынешнее имя, зови Райкой.

- Райка по-английски не звучит.

- Говори по-русски, я пойму, - улыбаюсь фальшиво, глядя на его профиль, и меняю тему: - И порешай с телевизором. Узоры на стенах и трещины в твоем потолке я уже изучила. Остро нуждаюсь в другом развлечении. Лэптоп, подозреваю, просить бесполезно?..

- Валяй, проси. Без доступа в сеть, разумеется, - он возвращает мне мою же улыбку.

- Пфф… И на кой он мне без интернета? Оставь себе…

- Телевизор будет сегодня, - пожимает он плечами. - Попросила бы сразу, не пришлось бы изучать потолок.

- А сам ты не мог догадаться?

- В мои обязанности догадываться не входит. Может, ты прошлый расколотила из-за того, что у тебя на них аллергия? В России, вроде, модно открещиваться от телека.

Я закатываю глаза, но быстро возвращаю их на место - меня вдруг посещает обнадеживающая мысль.

- А ты сам поедешь за телевизором? - спрашиваю с напускным безразличием, хотя внутри меня все колотится в ожидании ответа.

- Нет.

Он одним словом убивает во мне надежду, но я не отступаю - вдруг удастся его убедить?.. - и углубляюсь в диалог про необходимость конспирации и прочего. Но он опровергает все мои сомнения, легко, как Роджер Федерер отбивает удары с форхенда.

- Так что не бойся, одну тебя здесь я не оставлю, - ухмыляется Волчек, когда у меня заканчиваются аргументы, и я понимаю, что миссия провалена.

Приподнимаясь на стуле, он тянется к коробке с сухим завтраком и, насыпав хлопья на плоское блюдце, по одному ловко закидывает в рот.

Потом поворачивается ко мне и окидывает ехидным взглядом. И только тогда я осознаю, что кофемашина давно закончила свою работу и отключилась, а себя ловлю себя на том, что слежу за каждым движением Сойера, не отводя горящих глаз.

Смутившись, тут же заставляю себя отлипнуть от этого притягательного зрелища и, схватив свою чашку, быстро удаляюсь в свою комнату.

Фак! Что это со мной?.. Что за наваждение? Чего я слюну на него пустила? Он же мне даже не нравится!

Аха, не нравится!.. То-то он к тебе в неприличных сновидениях является. Явно от большой неприязни…

Это на меня долгое воздержание так действует?

Посижу-ка я у себя. От греха…

Глава 11.1 Помидорный хаос

Но в ограниченном пространстве спальни мне не сидится. Нельзя сказать, что я так уж избалована большими домами - после вынужденного возвращения на малую Родину где только нам жить ни приходилось, пока у отца (того, что биологический), были трудности с работой. Это было самое начало двухтысячных, страна находилась в полной заднице, и мы тоже ее не избежали. Угодили на самое дно. Контраст с сытой и обеспеченной жизнью в Штатах был чудовищным, и одиннадцатилетняя я, против воли вновь ставшая Раиской, переживала это падение болезненнее всех.

С матерью все понятно, она бежала к своей единственной любви, моему родному папаше, а с милым, как известно, и без дворца кайфово.