Рас садится за большой остров посреди кухни и пожирает меня глазами. Он, правда, соскучился, и мне становится стыдно за свое поведение и свои мысли.
"Улыбайся, Хэвен!"
Приказываю себе и стараюсь придать лицу расслабленное и довольное жизнью выражение. Если не ради себя, то ради него. Он не заслужил плохого к себе отношения. Да, я больше не люблю мужа, я до одури влюблена в его сына, но Рас в этом не виноват.
Никто не виноват. Но Рас меньше других.
Несмотря на логичность доводов, воздействовать на себя словом мне не удается, и я дико нервничаю, оттого не могу вести себя нормально. И нервозность лишь усиливается при мысли, что Рас очень наблюдателен, цепок, и обязательно считает мой мандраж.
Отворачиваюсь за его кружкой, и облегченно выдыхаю - вот и мое спасение!
- Привет, секси мачеха. Отец, - практически вбегает в столовую сгусток позитивной энергии, зовущийся Спенсером О'Грейди.
Младший, хоть и уже совсем взрослый, брат Сойера, приехал к нам вчера и останется до конца недели. На мое счастье!
Тут же хватает свою любимую с детства кружку - я берегу ее уже семь лет - и, до краев налив в нее молока, так же щедро насыпает полную тарелку шоколадных хлопьев. Начинает хрустеть ими и запивать еще до того, как усаживается напротив отца.
- Как там Белый Дом?
Я незаметно выдыхаю и устраиваюсь с торца - приятно ненадолго выйти из-под обстрела взглядами.
- Стоит, - как всегда уклончиво отвечает Рассел.
- Президент тоже стоит? - не отстает студент Колумбийского.
- Бывает, сидит.
- Похвалил тебя за службу?
- Как обычно.
- И награду даст? - продолжает безобидную перепасовку репликами Спенсер.
- Может, и даст. Лучше расскажи, как дела в университете.
Спенс увлеченно рассказывает об учебе, понравившихся ему лекциях, об успешно сданных тестах по какой-то программе, о намечающейся летом стажировке, куда он очень хочет попасть. Отец искренне его хвалит, задает уточняющие вопросы, внимательно слушает. До меня никому из них нет дела, и я, наконец, расслабляюсь.
- Ладно, - минут через десять Рассел встает. - Мне пора. Закатимся вечером в ресторан - награду обмыть?
- Я - "за".
- А секси мачеха? - подойдя ко мне с улыбкой, целует в шею.
- И я - "за".
- Надеюсь, сегодня ты выспалась, - понизив голос, добавляет Рас, и я вынуждена потупить взгляд.
Он истолковывает его неверно, но так, как надо, и быстро уходит.
- Еще по кофе? - излишне громко и жизнерадостно интересуется Спенс.
Киваю, не удержавшись от улыбки. Нормальной - впервые за это утро.
- Отец сказал, ты пряталась у Сойера, - неожиданно начинает он, и я едва не выплевываю только что откушенный тост с яйцом.
- Он сказал тебе? - спрашиваю, откашлявшись. - И рассказал почему?
- Аха. Но, видимо, ограничился какой-то полуправдивой версией, совсем искренен отец не бывает.
- С тобой он всегда честен, - возражаю я.
Он легко соглашается. Потом его взгляд серьезнеет.
- Мне жаль твоего брата, Хэвен.
Сглатываю комок в горле.
- Спасибо.
- Обнимемся? - улыбается Спенс, перечеркивая напряжение.
Я открываю ему объятия и он пропускает руки под мои предплечья. Задерживается всего на пару секунд и отстраняется. Снова хватает кружку.
- Ну а что ты скажешь о моем? - его глаза смеются.
- О Сойере? - глупо переспрашиваю.
- Он... хорошо заботился обо мне...
- Сойер-то? Ни в жизнь не поверю, - сейчас он откровенно ржет. - Наверняка устроил тебе гестапо. Он - худший сторож на свете. Когда мы еще были мелкими, и он оставался за старшего, то жестил круче, чем родители. Запирал меня дома и не разрешал приводить друзей.
- С тех пор ничего не изменилось, - робко улыбаюсь.
- Представляю. Еще заставлял меня складывать вещи, убираться в комнате...
- Да! - теперь смеюсь и я. - И мне пришлось несколько раз убираться! Но я сама навела беспорядок.
Когда мы устаем смеяться, я прошу:
- Расскажи мне еще о нем.
Глава 31 Папа
Так, за разговорами и смехом, иногда неприлично громким, мы проводим утро со Спенсом.
Оставаясь на кухне и попивая то какао, то кофе кружка за кружкой, мы делимся воспоминаниями. Он рассказывает мне истории из их детства с Сойером, я ему - свои лучшие моменты с Хайденом. У меня с братом немало и не самых приятных моментов, особенно, из периода жизни в России, но сейчас вспоминать их не хочется. Не хочется давать им вторую жизнь. Я уверена, что, если не мусолить плохое, не цепляться за него, память о нем, в конце концов поблекнет, истончится. И я облекаю в слова только хорошее.
Ближе к полудню, когда встает вопрос, что готовить на обед, Спенсер неожиданно просит меня испечь русских блинчиков. Под них тоже находится история из детства, и, закладывая ингредиенты в комбайн, я с улыбкой рассказываю о том, как Хай с дедом готовили для нас с мамой подарок на 8 марта. В виде блинного торта с измайловским клубничным вареньем. Но для крема для прослойки взяли не творожный сыр, а плавленый, в точно таких же ванночках. Смешали его с пудрой и обмазали блины, щедро поливая сверху вареньем.