В твой гроб или в мой? (ЛП)

Я опускаюсь на стул, чувствуя, как Бернадетт подходит ко мне сзади, чтобы обнять через спинку, крепко прижимая к себе. Я не могу продолжать так издеваться над собой.

Я делаю пару глубоких вдохов и сжимаю ее руки в ответ.

— Почему мужчины такие засранцы?

Она печально смотрит на меня, затем гремит ключами от машины и указывает большим пальцем на дверь.

— Готова пойти ко мне на вечеринку с ночевкой?

Кивнув, я отталкиваю ее и вытираю слезы рукавом пижамы.

Ворча, я опускаю взгляд на себя. Я не наряжалась все то время, пока была здесь, и ради чего? Это должно прекратиться.

Я по глупости влюбилась так сильно, так быстро, глубже, чем когда-либо чувствовала к Чеду. И все же, я снова в пролете. Жду мужчину, который даст мне стимул жить дальше. Не человека, а определенного вампира. Не важно.

Глава 38

ВЛАД

?

— Ты серьезно самая несуразная летучая мышь на свете, — говорит Дойл с дразнящей усмешкой.

Клетка, в которой я сижу, раскачивается, когда меня наконец-то вызволяют из заточения в неизвестной ветеринарной клиники в США. Та самая клетка, что была почти невыносимой в последние несколько дней. Пока Дойл идет, я смотрю за крошечные решетки своей «камеры», не видя ничего, кроме каменных стен. Это место вряд ли можно порекомендовать, учитывая постоянный животный визг и такую вонь, что потребуется несколько ванн, чтобы избавиться от запаха.

Есть целый список причин, по которым я сейчас так слаб. Подготовка к мероприятию один из пунктов, Обри, что была моей последней едой — еще один, все эти превращения и принуждения, что нужно было выполнить, чтобы попасть в Америку… Кроме того, я был ужасно ранен, и на самоисцеление ушло то немногое, что у меня осталось. Прошла неделя, а эти жалкие людишки все пытались насильно скормить мне отвратительных жуков, как обычной летучей мыши, в то время как им следовало бы давать мне кровь. Я совершенно истощен в своей маленькой и пушистой форме.

И из-за этого Дойл веселится на всю катушку.

— Как, черт возьми, тебя угораздило попасть под грузовик? — спрашивает он, продолжая ржать. — Забыл включить гидролокатор⁸⁴? — Дойл смеется над собственной шуткой, а меня швыряет вниз головой, когда металлический корпус врезается в неподвижный предмет. — Упс. Эта дверь выскочила из ниоткуда.

Он сделал это специально.

Внутри здания лают собаки и хлопают крыльями птицы.

— Бедняжки. Если я и так уже вытаскиваю тебя из этого печального места, может я могу заодно выпустить остальных паразитов на свободу, а?

Паразитов? Гребаный ублюдок. Мои ноздри неконтролируемо раздуваются. Я кричу, мой голос — писк и едва слышен. Мгновение спустя меня снова толкает в прутья, когда этот ублюдок расшатывает клетку, и скрипучая дверь в общий коридор со скрипом открывается.

Я убью его. Это просто унизительно.

Я сижу в той же адской клетке, в которой проснулся несколько дней назад, когда Дойл весело насвистывает. Насколько я помню, никогда еще мне так сильно не хотелось кое-кого ударить.

— Я знал, что маячок, который я повесил на тебя, пригодится. После того как Анжелика замуровала тебя в тот раз, тебе очень повезло, что я до этого додумался, — продолжает он, говоря так, словно я не сижу в долбаной клетке и не жду, когда он меня выпустит. — Если бы ты просто подождал, ничего бы этого не случилось.

Дверь клиники открывается, и я наконец-то вижу свободу за стенами ветеринарного ада, который был моей тюрьмой. Я уже начал бояться, что никогда не смогу выветрить из носа резкие запахи дезинфицирующего средства, отбеливателя и перхоти животных.

Когда, черт возьми, он собирается открыть эту штуку? Я знаю, что даже ослабев могу в последний раз сменить форму, но эта «тюрьма» кажется милями сплошного камня.

Я борюсь с тошнотой, когда столько отвратительных запахов одновременно поражают мои чувства, и проклинаю этот город к ебаной матери. Мне потребовался час, чтобы долететь до ближайшего румынского аэропорта в форме летучей мыши, где пришлось принудить не менее десяти человек, чтобы сесть в самолет, и с тех пор унижения только продолжались.

— Знаешь, вышки сотовой связи и все остальные средства коммуникации снова заработали на следующее утро, — говорит он, ставя клетку со мной на скамейку в парке.

Я смотрю на почти безлюдную улицу с высокими зданиями. Наконец-то. Я жду, что Дойл откроет защелку, но этот имбецил продолжает говорить.

— Хорошо, что я успел вовремя, не знаю, что они делают с такими животными, как ты, учитывая, что ты грызун и все такое.

Для меня он мертв.