В твоих руках, любовь моя…

– Я дома, – тихо произнес Инге, входя в гостиную и замирая на пороге. Вид у него действительно был потрепанный, возможно, противников было несколько, а может, встретился кто-то из остатков четвертого эшелона. Не важно, кому хватило дурости пойти против законов: если они посмели дать сдачи, значит, уже превратились в пыль.

Инге ударился затылком, когда Димас с силой толкнул его к стене и прижался к губам в поцелуе. Эмоции Инге чувствовались на коже, ощущались каждой клеточкой, вызывая приятную дрожь. Боль впитывалась пальцами, но хотелось еще большего, выдавить из него крик и насытиться ярким всплеском силы. Димас сжал ему горло, второй рукой рванул штаны, зацепив края раны, и Инге тихо вскрикнул. Он не пытался сдерживаться, открывался, намеренно позволяя брать все, что Димас так сильно хотел. И удовольствие от его покорности и податливости разжигало дикое животное безумие.

Димас дотащил мужа до спальни, удерживая за горло, вдавил в кровать и с наслаждением смотрел, как он задыхается. Эмоции били по рецепторам, тело наполнялось силой. Чувства Инге насыщали лучше, чем сотня распотрошенных людей. Димас мог питаться только от него, но однообразие утомляло. Он запустил пальцы в обожженный бок, сдавил с силой, вдыхая крики, и, раздвинув ему ноги, резко вошел в его тело. Совокупление и боль, истинное наслаждение своим превосходством, пусть даже он подсознательно знал, что Инге намного сильнее.

Инге никогда не сопротивлялся, с ним можно было поступать как угодно плохо. Тот всегда возвращался домой. Приходил к нему, отдавался и смотрел на Димаса с присущей только малакам нежностью. Всепрощением. И жалостью. Инге его жалел. Всегда жалел и сострадал опустошающей его скуке, проявляя участие и заботу в ответ на жестокость и злость.

Из полуприкрытых глаз катились слезы, подсвеченные синим от его яркой радужки, Димас слизнул одну, урча от наслаждения. Кровь внутри кипела от избытка силы, но он продолжал тянуть эмоции из Инге и жестко его трахать. Впитывал их с яростью, с такой жадностью, что будь Инге обычным человеком, уже бы заживо сгнил. Но Инге только вздрагивал при особенно жестких толчках, всхлипывал от тянущей боли и даже не сопротивлялся. Димас кончил в него с довольным рыком, привычно вонзил заострившиеся зубы в плечо, чтобы почувствовать кровь на губах, почувствовать его боль и страх и вдохнуть в себя смесь удовольствия и трепетных эмоций. Опустившись рядом с ним на постель, он перевел дыхание, а потом, приподнявшись, коснулся своим лбом его.

Инге все еще дрожал, похолодевший от истощения, он казался слабым и беспомощным. Димас поделился с ним силами, самой крохой, парой капель благодарности и сожаления, и Инге тут же задышал спокойнее. Эмоции, отданные добровольно, насыщали в сотни раз сильнее. Но Димас так и не научился принимать. Только отбирать, вырывать, жестко и грязно. Потому приходилось питаться по старинке, а Инге хватало короткого мысленного «спасибо».

– В порядке? – поинтересовался он дежурно, садясь на краю постели и выбивая сигарету из пачки.

– Мне хорошо в твоих руках, любовь моя, – выдохнул Инге и прижался к спине. От его тепла по телу прошла неприятная дрожь, словно задело что-то изнутри и теперь выворачивалось наизнанку. Димас его скинул, столкнул под одеяло и лег рядом.

– Спи давай. Мне завтра на работу рано, а тебе детей в сад вести.

– Да, – прошептал Инге, осторожно прижимаясь к его плечу своим.

Глава 3. Новое дело

Димас поморщился, заметив Риту на пороге своего кабинета. Утро было таким хорошим и спокойным, а Рита наверняка явилась о чем-то просить. Девушка нарядилась в маленькое красное платье, плотно обтягивающее ее изящную, стройную фигуру, высокие каблуки удлиняли и без того шикарные ноги, крупные бусины на шее и модная широкополая шляпка завершили образ. На Рите почти не было косметики – немного подводки и помады. Кожа, казалось, светилась, мягкая, шелковая, на скулах можно было рассмотреть чуть заметный пух. Когда она томно прикрывала глаза и улыбалась уголками губ, мужчины замирали и забывали дышать.

Прелестница Рита висела у него на контракте, и ее дьявольская красота рождалась его силами. Димас знал, зачем она пришла, и не хотел с ней делиться.

Но Рита, умная прохвостка, поставила перед ним коробку с пончиками из пекарни Свенсонс – свежие, еще теплые, от одной мысли о которых у Димаса потекли слюнки. Он не стал дожидаться приглашения. Притянул к себе коробку и выхватил из нее сразу два. Зажав по одному в руке, сделал глубокий вдох, наслаждаясь ароматом, и со стоном каждый надкусил.

– Зачем пожаловала? – спросил он уже с большим благодушием.

– Знаешь, кажется, у моего пупсика появилась новая пассия, – произнесла она таким сладким тоном, что сидящий за соседним столом напарник Димоса Томас Райт выронил ручку.

– Если ты не в состоянии удержать «своего пупсика», ты мне ни к чему, – отмахнулся Димас.