Читаем В твою любовь. Рискуя всем (СИ) полностью

Благодатная тишина окутала нас двоих, пребывающих в разных раздумьях относительно будущего, и ничто, кроме мерного, еле слышного тиканья командирских наручных часов не нарушало его. Каждую секунду я отгонял образ избитой, истерзанной в камере Грейс, которая не знала о моём «воскрешении» — эти картинки мешали нормально, спокойно заново проговаривать про себя этапы почти до конца созданного плана.

Я успею.

Я должен успеть, потому что больше всего на свете хочу увидеть её снова.

Почувствовать сквозь пальцы мягкие светлые локоны. Впиться в податливые губы. Разговаривать с ней часами, чтобы узнать её ближе. Украсть очередные стоны и насладиться её ласками.

Как бы я не был отчасти зол на неё и на непослушание, желание привязать Грейс к себе цепью, чтобы точно больше никогда не потерять, пересиливало всё остальное.

Моя маленькая, сладкая девочка.

Я приду за тобой. Обещаю.

========== Глава 4. Ей все равно не быть твоей ==========

За несколько часов до суда…

Грейс

— Почему ты не ответила сегодня на уроке?

Светловолосая девочка молча разглядывала носки своих лаковых туфель и нервно отдернула край белой формы.

— Мы все должны были ответить, — настойчиво продолжал мальчик напротив. — Ты должна была высказать своё мнение. Сказать правду.

Её-то говорить было тяжелее всего, потому что учителю, якобы свято чтившему догмы Искренности, было искренне плевать, что кроме его правды есть что-то ещё. «Отлично» получали лишь те, кто повторял слова педагога, выдавая их за своё мнение в ином контексте. Да и в любом случае, дома ожидал отец, который ни при каком исходе не одобрил бы поступков своей голубоглазой дочери — будь то кричащие слова собственного мнения или же гробовое молчание, принесшее очередную отрицательную отметку в табеле. Он всегда недоволен, так зачем тратить усилия?..

— Я не знаю, — дрожащими губами пролепетала девочка ответ на первый вопрос, чувствуя, как предательские слёзы пощипывают глаза.

Никто во фракции не должен знать о её проблемах в семье, так что признаться мальчику во всём, в истинных причинах — невозможно.

В этот день, девочка впервые отвела взгляд при разговоре, нарушая принятый в Искренности прямой зрительный контакт.

В этот день, впервые научилась скрывать и увиливать, пускай так по-дилетантски фразой «не знаю».

В этот день, впервые не издала ни звука, когда пять ударов ремнем дома пришлись по рукам.

Чтобы выжить, надо стать незаметной.

Не привлекать к себе внимания.

Слиться со стенами.

Дождаться возможности уйти официально, потому что каким бы изгоем во фракции она не была, сбежать и стать изгоем настоящим было бы невыносимо.

И научиться лгать.

Чтобы дожить до Церемонии Выбора*, нужно научиться жить во лжи.

***

Я настойчиво отогнала нахлынувшие воспоминания прошлого, машинально проведя рукой по запотевшему от принятого мною душа зеркалу, словно так картинка настоящего стала бы четче. Единственные вещи, которые внесут изменения в мою поблекшую жизнь сегодня — это всё-таки выданная новая одежда (дождалась подачки…) и скорый суд, что поставит окончательную точку во всём этом нескончаемом дерьме.

Одевшись, я вышла, мирно протянув руки ожидающему у двери Бесстрашному, который охранял меня, и уже с абсолютно безразличным видом в очередной раз услышала щелчок замкнувшихся на запястьях нейростимулирующих наручников. При любой попытке бегства они срабатывали, как надо, и если в первые дни заточения я, несмотря на них, надеялась на шанс сбежать, то сейчас даже не хотела представлять, какую боль они принесут всему телу, если я хоть дернусь на полшага. Идти обратно до моей камеры было недалеко — десять шагов, которые мозг привычно отсчитывал до момента последующего многочасового одиночества в четырёх стенах.

Бедро болело не так сильно и кровоточило реже — скорее всего, заживало, но и на это мне было уже наплевать.

На всё.

Стало.

Плевать.

Та самая стадия безысходности и принятия ситуации, которая даже начинала утомлять. Я ждала финала, ждала оглашения приговора, который, уверена, будет не в мою пользу, а дальше — пара минут, острая игла в шею и, возможно, в потустороннем месте, в которое больше никто в Чикаго не верил уже давно, мне посчастливится увидеться с Эриком. Может быть, я смогу обрести его прощение.

Хотя бы так.

Хотя бы после смерти.

Открыв электронный замок картой-ключом, охранник развернул меня лицом и слегка подтолкнул в плечо, и когда я оказалась на пороге, быстрым движением снял оковы с рук.

Дверь с характерным звуком закрылась; в это мгновение я затылком ощутила чужеродное присутствие в камере.

Медленно повернувшись, я еле удержалась от того, чтобы не впечататься обратно в дверь и не вздрогнуть от охватившего ужаса.

Неужели после стольких дней он пришёл…

Я уловила своё учащенное дыхание и с силой закусила губы, чтобы не позволить человеку напротив насладиться моей слабостью, которая медленно стала перебиваться всеми возможными оттенками ненависти, зарождающейся внутри, как кипящая лава.

Больше всего на свете я хотела в тот миг слиться со стенами и исчезнуть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917, или Дни отчаяния
1917, или Дни отчаяния

Эта книга о том, что произошло 100 лет назад, в 1917 году.Она о Ленине, Троцком, Свердлове, Савинкове, Гучкове и Керенском.Она о том, как за немецкие деньги был сделан Октябрьский переворот.Она о Михаиле Терещенко – украинском сахарном магнате и министре иностранных дел Временного правительства, который хотел перевороту помешать.Она о Ротшильде, Парвусе, Палеологе, Гиппиус и Горьком.Она о событиях, которые сегодня благополучно забыли или не хотят вспоминать.Она о том, как можно за неполные 8 месяцев потерять страну.Она о том, что Фортуна изменчива, а в политике нет правил.Она об эпохе и людях, которые сделали эту эпоху.Она о любви, преданности и предательстве, как и все книги в мире.И еще она о том, что история учит только одному… что она никого и ничему не учит.

Ян Валетов , Ян Михайлович Валетов

Приключения / Исторические приключения