В тылу врага

В этом небольшом поселке размещался тогда партизанский отряд имени Чапаева. В тот же день мы, шестнадцать окруженцев, стали его бойцами. За время переезда из Кучеровки в Хинель мы уже кое-что узнали друг о друге. Большинство были рядовые красноармейцы и сержанты срочной службы. Среди приписников, мобилизованных в Красную Армию в начале войны, выделялись отросшими бородами сержант Корнюшин и красноармеец Королев. Это были уже зрелые люди, с немалым жизненным опытом.

Владимир Иванович Корнюшин был мобилизован на фронт в первые дни войны. До этого был председателем колхоза на Тамбовщине. Григорий Андреевич Королев — ленинградец. Ему было тогда под сорок. Внешне застенчивый и молчаливый, но изредка сказанное им слово всегда было к месту.

Нас, новичков, сразу пригласили в штабную избу для беседы с командованием. Не успели мы расположиться и поставить оружие «в козлы», как вошли двое в длинных солдатских шинелях, перетянутых поясными ремнями, с автоматами. Потом мы узнали, что это были командир отряда Исаев и комиссар Кривошеев. Исаев по-уставному поздоровался с нами, на что мы дружно ответили. Мы расселись на длинных скамьях, а они — за большим деревенским дубовым столом. Капитану Исаеву на вид было немногим больше сорока: среднего роста, он выглядел молодцевато, хотя видавшая виды суконная гимнастерка и ватные армейские брюки, да еще солдатские валенки, не очень-то соответствовали его званию и должности.

Волевое лицо Исаева украшали темные, зачесанные назад волосы, такие же темные и густые брови и бравые «чапаевские» усы, живые карие глаза. По стилю его речи можно было легко догадаться, что он не из кадровых военных. Он говорил штатским, «директорским» языком, почти не применяя присущих военным, уставных традиционных терминов. После мы узнали, что Николай Стефанович окончил всего лишь ЦПШ — церковно-приходскую школу. Его «университетами» была постоянная учеба в системе партийного просвещения, самообразование по занимаемой должности и многолетняя практика хозяйственного руководителя. Слушая его, мы поняли, что перед нами командир с большим боевым и жизненным опытом, и ему не зря доверено командование партизанским отрядом.

Коротко рассказав о своем и соседних партизанских отрядах, о сложной обстановке в хинельской партизанской зоне, где обосновалась более чем трехтысячная группировка партизанских формирований, окруженная противником, втрое превосходившим по численности и во много раз по боевому оснащению, командир отряда заметил:

— Да, многие из вас основательно пообносились. А у нас тоже нет запасов, чтобы вас переодеть. Есть у нас десятка полтора комплектов вражеского обмундирования, но мы его используем в случаях, когда посылаем в разведку, на диверсии, маскируя партизан под немцев. Значит, решим так: впредь все захваченное вражеское обмундирование будем перекраивать, перешивать на штатский манер, чтобы одевать партизан. Ничего не поделаешь, придется ожидать трофеев.

Если бы партизанский командир и не сказал этих слов, мы были бы рады и тому, что нам поверили, приняли в боевой строй. Но озабоченность Исаева нашими человеческими нуждами лишний раз подчеркивала, что нам не просто верят, нас принимают в отряд без унизительной подозрительности, на равных.

Тепло и доверительно беседовал с нами комиссар отряда Кривошеев. Говоря о партизанском движении, он особо подчеркнул, что партизаны являются представителями Советской власти на оккупированной врагом территории и должны предстать перед населением, оказавшимся временно в фашистской неволе, как его защитники. В конце беседы он сказал:

— У нас не хватает транспортных средств, мы плохо обмундированы, есть трудности продовольственного обеспечения. Но ни один партизан не имеет права брать у населения лошадей, упряжь, фураж, обувь, одежду, не говоря уже о хлебе и других продуктах. И мы, командование отряда, просим, нет, требуем от всех вас неукоснительного соблюдения этого священного партизанского правила.

Потом Кривошеев проявил вполне профессиональный интерес к нашему оружию. У новичка Королева был трофейный парабеллум, с которым он пришел в отряд. Заметив это, Кривошеев обратился к нему:

— Можно посмотреть ваш трофей?

— Конечно. Но только я его разряжу сначала. — Но комиссар уже держал пистолет в руках. Проворно разрядив его, тут же разобрал, аккуратно сложил на стол патроны и части оружия. Мы были удавлены ловкости Степана Григорьевича.

— Первый раз попал мне в руки такой же чистенький пистолет в октябре, под Крупцом, там фашистского унтера удалось пристукнуть, — рассказывал он, собирая трофей. Зарядив парабеллум, он в полной боеготовности возвратил его Королеву и спросил:

— А как у вас оказался сей самопал, да еще с двумя комплектами патронов?

— Да тоже успел пристрелить одного гада под Ворожбой, пальнул из СВТ.

— А где же твоя самозарядная?

— А вон в «козлах» стоит. Парабеллум хорошо, но и со своей винтовкой решил не расставаться. Для дальней стрельбы она надежнее. — ответил Королев.

Когда командир и комиссар ушли, к нам приблизился молодой коренастый парень лет двадцати четырех.