В тылу врага

— Я, хлопцы, может и вправду не так выразился. Пошутил.

— Пошутил, пошутил. Шуточки все у тебя на уме. Нужно знать место и время, — перебил его Гриценко строго.

Мариана не без интереса слушала возникший спор. Она наблюдала за выражением лица каждого, старалась понять характер этих смелых людей — верных сынов Родины.

— Это хорошо, товарищи, что вы так горячо принимаете к сердцу поведение каждого. Локоть друга должен чувствоваться всюду и везде. Правильно говорите, доверие должно быть и ясность нужна, — заговорила Мариана. Она рассказала о задачах комсомольцев в этой войне, о большой роли Коммунистической партии в руководстве всей борьбой против фашистских захватчиков, о том, что именно сейчас, в дни тяжелых испытаний, каждый из них, комсомольцев, сдаст экзамен на верность Родине.

— А насчет того, что Иван коммунист, тоже правда? — спросил тот же Панас.

— Правда. И душа у него коммуниста. И это главное, — ответила Мариана. И не без удовольствия заметила, как зарделись щеки у Ивана. Смутился парень от похвалы.

…С затаенным дыханием слушали комсомольцы об обстановке в стране, там, на «Большой земле», об обращении Центрального Комитета партии к советским людям, которые попали в оккупацию.

Не назвав себя командиром, Мариана, в ходе беседы, подробно проинструктировала комсомольцев, как они должны действовать в дальнейшем.

— Ходят слухи, что немцы в Москву вступили. Неужто правда? — спросил Панас.

— Ложь это. Москва стоит и будет стоять. Не поддавайтесь агитации гитлеровцев. Не видать немцам Москвы, как своих ушей без зеркала… — закончила Мариана.

Шумно прошли выборы секретаря комсомольской организации. Все единодушно проголосовали за Гриценко.

От имени комсомольской организации Иван дал клятву в том, что ни один фашистский поезд не будет пропущен к фронту через их станцию.

Ребята его поддержали:

— Поможем нашим братьям-фронтовикам.

— Итак, за дело, товарищи! — сказала Мариана. — Помните, что Москва знает о ваших делах.

Попрощались они тепло, как старые друзья.

— Хорошие ребята, — сказал Мариане Гриценко после собрания. — Но о бдительности забывать нельзя…

В районе, где действовала Мариана и вся группа, размещалось пять аэродромов. Отсюда каждую ночь поднимались стаи вражеских самолетов, неся смерть советским городам и селам, разрушая больницы, школы, дома мирных граждан. Мариана радировала их местонахождение, сообщила ориентиры. Но результатов ощутимых не было. Советские самолеты могли совершать налеты только ночью. Бомбы в цель не попадали. Мариане горько становилось на душе от сознания, что фашистские самолеты по-прежнему продолжают взлетать, неся свой смертоносный груз. Гитлеровцы усиленно охраняли свои аэродромы с земли и с воздуха. Случалось, что в ночных воздушных боях над аэродромами гибли советские летчики. Каждое такое известие острой болью отдавалось в душе Марианы. Приходилось посылать очередную шифровку: аэродром не разбомблен, по-прежнему действует.

Комсомольцы из подпольной группы, воодушевленные встречей с посланцем от партизан, начали действовать смелее.

«Теперь уже можно думать о крупных делах, — решила Мариана. — Даже о том, чтобы уничтожить вражеский аэродром». Вместе с «Тополем» они разработали план.

Прежде всего надо было выяснить, где располагается склад с горючим. Взорвав его, можно было бы на длительный срок затормозить работу аэродрома. Имелось в виду и другое. Если поднять в воздух склад, возникнет большой пожар. Советские самолеты получат прекрасный ориентир, растерявшиеся гитлеровцы не смогут оказать сопротивления. Мариана сообщила по радио этот план командованию и получила санкцию на проведение его в жизнь. С «Большой земли», однако, требовали подробно доложить, как и через кого будет осуществлена операция, о каждом шаге ставить в известность «Большую землю». Там понимали, что дело связано с риском для радистки.

Радиограмма заканчивалась словами: «Береги себя, не принимай непосредственного участия в осуществлении плана».

Если начальник разрешает предпринять такую операцию, — значит объект очень важный. Надо продумать все до малейших деталей. Она перебирала в уме всевозможные варианты, но ни один из них не удовлетворял ее.

— Дуня, — спросила она однажды хозяйку, — кто из сельских парней якшается с немцами?

— Кажется, Михайло Веревка. Он связан с гестапо. Вечно с солдатами ихними по улицам слоняется.

— И с теми, что обслуживают аэродром?

— Аэродром? Нет. С ними, кажется, чаще бывает Федя Левчук, наш сосед. Он в отряде «За вильну Украину», что черную форму носят, чума их забери.

— Ты его хорошо знаешь?

— А как же. В женихи набивался, еще когда девушкой была. Недавно встретил меня. Говорит, мол, муж твой все равно не вернется, шла бы за меня…

— Что же ты ему ответила?

— Ну его к бису, запроданця немецкого.

— А если потребуется для нашего дела, чтобы ты с ним встретилась, Дуня?

— Хай с ним лысый дидько встречается…

— А если это очень нужно?

— Не знаю, что и сказать, — ответила Дуня хмуро. — От сраму тогда деваться некуда будет. Вот так активистка, скажут. Да и свекровь недалеко живет…