В вяземском окружении. Воспоминания бойцов 6-й дивизии народного ополчения. 1941–1942

С западной окраины Мойтево была видна Ельня, до которой по равнине шла проселочная дорога. За Ельней и западнее ее виднелся лес, до которого было не менее трех километров. От немцев в Мойтево остались довольно большие блиндажи, расположенные на скатах оврага восточнее деревни. Эти блиндажи использовались для размещения некоторых отделов штаба. Люди комендантского отделения разместились в маленьких землянках, вырытых также немцами. Эти землянки походили скорее на земляные конурки. Они были устроены так: прямоугольная яма, затем ряд досок и бревен, взятых из крестьянских построек, и сверху – слой земли; на дно ямы немцы настлали ботвы и сена. Эти землянки вмещали от двух до пяти человек. В одной из них расположились мы с Волковым.

Кругом Мойтево, на поле, то тут, то там, были установлены орудия нашего артполка. Эти орудия были вкопаны в землю и накрыты сверху маскировочной сеткой. За деревней, в ложбине, располагалась батарея тяжелых минометов также нашей артиллерии.

Нередко над Мойтево пролетал немецкий снаряд, распространяя еле слышный звук, напоминавший не то свист, не то пение струны. Иногда разрывался какой-нибудь одиночный снаряд, и в ответ на это звучал выстрел одной из наших пушек. Все это напоминало, что где-то рядом проходит передняя линия обороны, на которой стояли теперь полки и батальоны 6-й дивизии народного ополчения. Но надо прямо сказать, что в первые дни после нашего переезда обстановка в Мойтево была довольно спокойная. Разрывы снарядов были редки. Иной день на всем видимом из Мойтево поле не разрывалось ни одного снаряда.

Охрану штаба несло одно комендантское отделение, так как Мойтево было значительно меньше Пожогино и местность была довольно ровной. Но близость фронта требовала особой бдительности. Посты проверялись по несколько раз в ночь, спать ночью почти не приходилось всему составу комендантского отделения. Мы имели теперь ежесуточный пароль, который проверялся у каждого, прибывавшего в расположение штаба, особенно если это происходило ночью.

Днем мы оставляли всего три поста: у входа и выхода из деревни, и один пост – западнее деревни для наблюдения за окрестностями. Кроме наших постов, некоторые отделы штаба имели свои особые посты.

При передислокации штаба я особое внимание обратил на выбор дома для полковника Шундеева, но на этот раз прибывший из Пожогино полковник не только не возмущался, а сказал, что разместится в том доме, который я ему укажу. И когда я стал объяснять тактические преимущества дома, который я для него выбрал, он остановил меня и сказал: «Мне все равно, покажите, где я должен остановиться». После разговора в Пожогино полковник стал очень внимательно относиться ко мне.

В связи с тем что части дивизии заняли участок передовой линии обороны, работа штаба оживилась: больше приезжали из частей. Чаще командир, комиссар и, особенно, начальник штаба Лебедев и другие работники штаба ездили в части, на передовую. Первый отдел и шифровальный отдел принимали и отсылали шифрованные телеграммы, приказы и сводки. Отдел боепитания занимался снабжением частей дивизии снарядами, патронами, горючим. Расход боеприпасов увеличился, так как части дивизии, находясь на передовой, вели перестрелку с немцами. Штаб дивизии имел проводную связь со штабом армии и штабами полков. Кроме того, в распоряжении штаба находилась походная радиостанция.

В политотделе проходила работа по переподготовке и повышению квалификации политического состава. Там работала школа для политических работников, в которой обучалось около 30 командиров. Запомнился мне комиссар штаба дивизии А.И. Костюк. До войны он был деканом эксплуатационного факультета МИИТа. Он был всегда бодрый, веселый, умел объяснить обстановку, успокоить людей, вселить в них чувство уверенности и успеха нашего дела. Я несколько раз слышал выступления Костюка о положении на фронтах, о задачах дивизии, о том, как ведут себя немцы на нашем участке фронта.

Так протекала жизнь штаба дивизии в течение первой недели с момента нашей передислокации в Мойтево. 19 сентября пришло известие, что наша дивизия стала кадровой и получила наименование 160-я стрелковая дивизия. Да, теперь мы полностью вооружены, обмундированы, прошли школу прифронтовой жизни и во многих отношениях сравнялись с кадровыми частями. Но предстояла еще большая работа по перестройке ополченческой дивизии в кадровую. 22 сентября группа ополченцев во главе со студентом МИИТа В.С. Ницурой была направлена в Москву для получения удостоверений личности армейского образца. У ополченцев удостоверений не было или были довоенные.

Неподалеку от Мойтево (несколько восточнее его) расположился саперный батальон, где мне иногда приходилось бывать по делам охраны штаба. В штабе батальона я обычно говорил обо всех этих делах с помощником начальника штаба батальона Запорожцем Григорием Ивановичем, у которого я учился в институте по математике. Григорий Иванович ревностно относился к военной службе и всегда оперативно выполнял требования по выделению людей для нужд штаба дивизии.