В водовороте века. Мемуары. Том 3

На почте не сразу выдавали деньги, если получатель не мог назвать имя их отправителя. Но в тот день почтовый служащий, принявший от меня извещение на денежный перевод, не спросил имя его отправителя, а сразу же выдал деньги. И я сам спросил у него, кто же послал мне деньги. Из-за перегородки донесся неожиданный ответ: «Ли Гван». Это сообщение ошеломило меня. У меня было немало друзей, более близких, чем Ли Гван. Правда, в Гирине я с ним подружился, но даже не мог представить себе, что он пошлет мне такие деньги.

Я был до слез тронут глубокомыслием и дружелюбием Ли Гвана.

Впоследствии, после возвращения в Ванцин, Ли Гван не прерывал связь с нашей семьей. Когда моя мать жила в Аньту, он посещал ее в Синлунцуне, принося немало пакетиков с лекарствами народной медицины и денег. Он откладывал их из своей зарплаты, работая старостой стадворика. У Ли Гвана была кристально чистая душа, и он оказывал другим сердечную, бескорыстную помощь.

Пребывая по нескольку дней у моей матери, он заботился о жизни нашей семьи, а потом возвращался в Ванцин. Так он стал желанным гостем нашей семьи и пользовался особой любовью всех ее домочадцев.

Получая от других финансовую помощь, я каждый раз испытывал чувство горечи от того, что не могу отплатить чем-то зу проявленную обо мне заботу. Но наша семья была слишком бедна, чтобы хотя как-то отплатить за предоставляемую нам помощь. И тогда я решил ответить на заботу моих близких и друзей тем, что стану лучшим сыном Родины и верным слугой народа.

Зимой 1929 года Ли Гван сел на поезд, следующий по маршруту Гирин-Дуньхуа, чтобы встретиться со мной. Оказалось, он выбрал время неудачно: я как раз тог да сидел в тюрьме.

В гостинице, где остановился Ли Гван, была официантка по имени Кон Сук Чжа. Ему удалось через нее подробно ознакомиться с реальным положением дел в молодежно-ученическом движении в Гирине и в его окрестностях, расспросить о методах борьбы его руководящего ядра. Кон Сук Чжа под видом официантки выполняла задания комсомольской организации — играла роль «моста», устанавливая наши связи с молодежью, прибывающей в Гирин. Она, случайно встретившись с Ли Гваном в гостинице, стала позже его второй женой. Первая жена Ли Гвана по имени Ким Орин Не умерла по болезни.

И после ее смерти Ли Гван не забывал жену, которую очень любил. «Нет на свете женщины лучше нее», — думал он, решив всю жизнь оставаться холостяком. Не успел пройти и год, как умерла Ким Орин Не, приходили к нему многие люди из различных местностей, предлагая жениться вновь. Но этот честный, с чистой душой, человек не хотел даже ни с кем знакомиться.

При каждой встрече с Ли Гваном я вместе с товарищами уговаривал его жениться, чтобы было кому заботиться о маленьком ребенке и страдающих от болезней родителях. Но заставить его изменить свое решение было труднее, чем выжать смолу из засохшей сосновой ветки. Ли Гван послушался моего совета лишь после трехлетнего траура по Ким Орин Не.

Кон Сук Чжа, вторая жена Ли Гвана, была доброй и умной женщиной. Она окружала его детей от первого брака сердечной заботой, и люди восхищались ее искренностью. Дети любили ее как родную мать. К несчастью, она не могла рожать собственных детей…

Ли Гвану не удалось увидеться со мной, но при помощ и Кон Сук Чжа он завязал дружеские отношения с молодежью — участниками общественного движения, которые учились в Юйвэньской средней школе в Гирине и в Гиринском педучилище. Гиринская организация дала познать Ли Гвану истину, что для достижения независимости страны необходимо прежде всего сплотить все патриотические силы. А для их сплочения нужны убедительные идеи и политическая линия, которые могли бы стать их знаменем, и нужен центр их единства и сплоченности. С этим убеждением он и вернулся в Цзяньдао.

Пребывание Ли Гвана в Гирине явилось событием, послужившим своего рода поворотным моментом в его революционной деятельности. После этой поездки за ним был установлен негласный надзор агентов японского консульства и маньчжурской полиции. Но он ничуть не испугался и смело продолжал следовать вперед новым курсом.

Борьба по поводу осеннего урожая и выступления периода весеннего голода подтвердили истину, постигнутую Ли Гваном в Гирине. В этой борьбе его мировоззрение достигло новой стадии развития.

После переселения в Ванцин Ли Гван начал работать волостным начальником в Бэйхаматане. Небезынтересным было то, что человек, считавший революцию своим идеалом, занимал должность начальника волости — слуги низшей инстанции административного органа.

В декабре 1931 года в Минюегоу я вновь встретился с Ли Гваном. Тогда он был очень занят работой по обеспечению участников зимнего Минюегоуского совещания ночлегом и питанием. Он появился там, где проходило заседание, неся на плечах вещмешок с чумизой и еще пять фазанов. Я восхищался им, повторяя про себя: «Ли Гван есть Ли Гван!»