В военном воздухе суровом

"Значит, фрицы отказались от мысли захватить грозненскую нефть", - думали мы.

Решающие бои

Двадцать пятого октября 1942 года 70 бомбардировщиков противника бомбили штаб 37-й армии в районе Нальчика. Управление войсками было потеряно. Сотни немецких танков двинулись на восток с маленького плацдарма у поселка Майского. Части 37-й армии с боями отходили к предгорьям Главного Кавказского хребта и несли большие потери.

Теперь мы летали только в сторону Нальчика. Били танки и пехоту у Ерокко, Чиколы, Дур-Дур. Наши войска стягивались к Орджоникидзе, чтобы не допустить прорыва противника к Военно-Грузинской дороге.

Первого ноября авиация противника совершила бомбардировку Орджоникидзе. Нашим зенитчикам и истребителям только в этот день удалось уничтожить 30 немецких самолетов.

2 ноября фашистские войска прорвали внешний обвод Орджоникидзевского укрепленного района и передовыми частями вышли к пригороду. В этот день я водил свою эскадрилью бить танки под Алагиром. Произвели несколько атак, подожгли три танка. Возвращались на бреющем. Летели долиной, под нами мелькали лишь огромные поля неубранной кукурузы.

И тут, бросив взгляд на землю, я случайно заметил след гусениц. "Для чего бы сюда мог забраться танк?" - кольнула мысль, и тут же увидел еще следы. А это что?.. Забросанный кукурузными будыльями танк! Еще один!.. А когда отвел взгляд в сторону - их сосчитать оказалось невозможно! Несколько минут я летел над кукурузными полями еле дыша и отчетливо распознавал замаскированные танки, танки, танки... Притаились, как тараканы в щелях, ни одного выстрела не сделали по нас. Значит, скрытно сосредоточились для решающего броска.

После посадки первым делом доложил:

- В этом районе, - показал на карту, - обнаружил огромное количество танков.

- Что значит огромное? - с недоверием посмотрел на меня командир. Поточнее доложить можешь?

- Могу! Не меньше тысячи, наверное! - совершенно не опасаясь возможных преувеличений, сказал я. Ведь сосчитать их я не смог, но то, что увидел в долине, меня ошеломило.

- Кто еще видел эти танки? - командир спросил моих ведомых, они стояли растерянные и молчали. Я понял, что никто из них, держась в строю и не сводя глаз с соседнего самолета, этих танков не увидел. Я же ничего не передавал ведомым по радио, опасаясь, что противник подслушает разговор. Я тогда подумал: "Пусть фрицы утешают себя тем, что их не заметили".

Командир сказал:

- Иди ляг, поспи часок, - и хлопнул по плечу. Этот в общем-то дружеский жест я воспринял как явный намек на то, что он мне не поверил. У меня внутри закипело.

- Товарищ командир, - обратился я официально, - прошу вас немедленно связаться со штабом воздушной армии. Я сам доложу генералу Науменко!

Командующий 4-й воздушной армией генерал Науменко послал разведчика. Все подтвердилось.

Три дня подряд наша воздушная армия уничтожала скрытно переброшенные с Моздокского направления 13-ю и 23-ю танковые дивизии противника, сосредоточившиеся в долине перед решительным броском на Орджоникидзе.

...Противник продолжал рваться к городу. Он пробил узкий коридор вдоль крутых лесистых гор, но расширить прорыв к северу ему не удавалось. Там, развернувшись фронтом на юг, стойко оборонялись войска 11-го гвардейского стрелкового корпуса. 6 ноября продвижение противника было приостановлено.

В эти дни полк действовал с предельным напряжением: только возвратится с боевого задания одна эскадрилья, а другая уже начинает взлет.

Моя эскадрилья сделала три вылета. Четвертого не предвиделось - время клонилось к вечеру.

Федя Артемов повеселел. Скоро будет сытный ужин, сто граммов за вылеты положено. Сытный потому, что который день отказываемся от обеда. Привозили его на аэродром, чтобы не было задержек с вылетами. А какая еда, если только взял миску, а тут ракету на взлет дают или подбитый штурмовик на посадку идет. Аппетит пропал. Зато вечером мы съедали и обед и ужин вместе, некоторые даже добавки просили.

После ужина будут танцы, Федя увидит там статную Машу... В общем, у него было несколько причин для того, чтобы повеселеть.

- Завтра двадцать пятую годовщину Октября отметим! - говорит Федя.

- Отметим...

- Только вот с деньжатами у меня туговато, - запустил он пятерню в свои кудри и озорно чешет затылок. - Просил одного хлопца одолжить - не дал.

- Почему?

- А случится что, - говорит, - с кого получу?

- Кто так сказал?!

- Да там один... со склада... - махнул он беззлобно рукой.

- Вот подлец!.. - Я пошарил по карманам, нашел Феде на духи. - Вечером надолго не скрывайся, генеральная репетиция будет.

К празднику мы готовили маленькую, самими придуманную постановку, в которой было всего два действующих лица. В роли фашистского генерала, потерявшего под Орджоникидзе штаны, я уговорил выступить майора Галущенко. Но адъютантом к нему никто идти не хотел: уж очень был грозен на первой репетиции увешанный картонными крестами генерал - стучал кулаком по столу и орал на своего лакея громовым голосом. Федя согласился на эту немую роль после того, как ему сказали, что это комсомольское поручение.