И тут хлопнула ракета: все-таки лететь нам сегодня под вечер в четвертый раз. Снова лететь на Гизель, откуда немцы все еще пытаются прорваться на более выгодные позиции.
Летим над Сунженской долиной. Под левым крылом плывут южные лесистые склоны. Видна Столовая гора. Ее не спутаешь ни с какой другой: вершину на высоте три тысячи метров будто кто гигантским мечом наискосок снес. Надо держаться чуть правее ее. В районе Гизели много зениток, но мы приноровились заходить на цель не со стороны долины, а с гор: на их темном фоне противнику труднее вовремя обнаружить окрашенные в темно-зеленый цвет штурмовики.
Под нами дымящийся город. Я прижимаюсь еще ближе к горам и тесню идущего слева Федю. Высота более тысячи метров. Зенитки все еще молчат, а цель уже видна. Еще немножко протянем - и вниз на скопившиеся у дороги машины... Начинаем маневр.
Вдруг залп зениток. Мой самолет вздрогнул, слева в поле зрения что-то мелькнуло, глянул - беспорядочно кувыркается штурмовик с отбитым крылом. Рухнул в лес на склоне горы, там взвился столб огня.
- Артем! Артем! - закричал я не своим голосом и довернул на зенитки. Ведомые ринулись следом. Сбросили бомбы, штурмуем. Один заход, второй, третий... Зенитки замолчали. Мы начали бить по машинам, но тут на нас сверху навалились "мессеры".
Ходим в оборонительном кругу на малой тяготе, истребители пытаются зайти с хвоста то одному, то другому. Рядом со мной прошла трасса, крутнул свой штурмовик, оглянулся - "мессер" пронесся мимо. Его отогнал шедший у меня сзади Вася Шамшурин. Молодец! Не раз пришлось с ним отбиваться от истребителей. Вижу, на его самолете ленточки перкаля на руле поворота трепещут: стеганул все же Шамшурина фриц по хвосту... И тут я заметил вверху своих истребителей.
- "Маленькие", прикройте, прикройте, нас атакуют у Гизели!
Истребители ринулись вниз, и "мессеры" свечой ушли в сторону гор. Закончив штурмовку, мы легли на обратный курс.
...Вот и "точка номер три".
Только выключил мотор - к моему самолету подкатила полуторка, из нее выскочил командир.
- Как выполнено задание?
Я сбросил парашют, спрыгнул с крыла, стал перед командиром, стиснув зубы.
- Сбили... - еле выдавил слово. - Федю Артемова...
Отвернулся, зашагал прочь, к темневшим вдали баракам.
А сзади шаркают о траву сапоги.
- "Мессеры" или зенитки? - хочет уточнить командир.
Вместо ответа я сдернул с головы шлем, хватил оземь, только стекла очков брызнули. Бараки расплылись в глазах. А в ушах звучало: "Завтра двадцать пятую годовщину Октября отметим..."
Низкие облака закрыли зеленые горы. Непрерывно сеял мелкий дождь, барабаня по крыльям штурмовиков; в долинах лежали туманы.
Наши войска, перегруппировав силы, наносили контрудары, окружая вклинившуюся вражескую группировку у Гизели. Горловина, через которую противник мог еще вырваться на запад, вот-вот должна была закрыться, и все же немцы, оказывая отчаянное сопротивление, удерживали за собой узкий коридор вблизи Дзуарикау, где проходила единственная дорога.
У меня в эскадрилье осталось мало опытных летчиков. Вчера над Хаталдоном сбили давнего дружка осетина Володю Зангиева. Вдвоем с сержантом Письмиченко он прикрывал мою группу от нападения "мессеров". Всех истребителей послали прикрывать Орджоникидзе - два наших штурмовика без бомб выполняли их роль. Зангиев вел неравный бой над своим родным селом Ардоном, сбил вражеский истребитель, но сам, горящий, упал в расположение противника. Днем раньше не вернулся Миша Ворожбиев. Не стало Феди Артемова...
Только младший лейтенант Вася Шамшурин воевал уже "второй тур", хотя по должности не продвинулся и до командира звена. Он за повышением не гнался: рад был тому, что не приходится кем-то командовать. Всегда смущался, когда техник отдавал ему рапорт. Потупит, бывало, глаза и не чает, когда закончится эта "процедура". Вася не раз попадал на зуб командиру: тот выговаривал ему "за низкую требовательность к подчиненным". А подчиненных у Васи - техник да оружейник, с которыми он обращался запросто. Командир сам был крут, но наделить такими же качествами Шамшурина ему никак не удавалось.
- И чего он на меня взъелся? - недоумевал Вася. На вид Шамшурин был неказистым. Лицо клинышком, большой лоб, а над ним непослушно торчит щетка прямых волос - все, что оставалось от стрижки под бокс. Чаще всего помалкивал, больше любил слушать других. Из всех летчиков выделялся своим тихим, но заразительным смехом. И, бывало, если чей-то рассказ на перекуре нас не веселил, обращались к Шамшурину:
- Вася, хихикни, а то не смешно!
...Полеты, полеты, полеты... Все измотались, а передышки не было. Войска противника оказались почти в полном окружении, но сколько их там на небольшом клочке земли! Бить не перебить! У нас же убывали не только физические силы: полк сильно поредел. Пришло, правда, пополнение, новички: Злобин, Папов, Чернец, Фоминых. Некоторые из них летали только на истребителях. Их нужно было переучивать.