В военном воздухе суровом

Над опушкой вдруг сильно тряхнуло, самолет провалился так, что летчик головой ударился о фонарь. Оглянулся - артиллерийская батарея на огневых позициях; никак под ее залп угодил? Такое зло взяло! Развернуться да чесануть по ней! Но в это время навстречу пронесся "хейншель-126" - разведчик с высоко расположенным крылом и неубирающимся шасси. Первым дал по нему очередь, у того от хвоста какой-то ошметок оторвался, закружил, а самолет резко вильнул, пронесся мимо с дымком, словно ошпаренный. И тут же в кабине штурмовика брызнуло осколками плексигласа, летчик перестал слышать гул своего мотора. "Значит, воздушный стрелок успел послать вдогонку меткую очередь". Винт завращался медленнее - значит, мотор сдает... Начал двигать сектором газа винт дал большие обороты, скорость стала понемногу расти, но слева от мотора повалил густой, едкий дым. Загорелся масляный бак. Через разбитый фонарь в кабину проникал дым. Вскоре пламя показалось на полу кабины, оно лизало унты. Но виден уже Красный Шахтарь. На обрывистом берегу Северного Донца траншеи передовой линии противника. Штурмовик пролетел над ними так низко, что немецкие солдаты, как суслики, нырнули в свои укрытия и потом стреляли вслед...

За рекой мотор заглох, пришлось садиться в лес. Крылом повалило сосну, она рухнула на мотор. Самолет пропахал по глубокому снегу, дым прекратился. Летчик вывалился из кабины, зашипели на снегу подшитые войлоком унты. И тут с кручи, от Красного Шахтаря, начали бить минометы. Всю ночь он брел по глубокому снегу на восток, к Изюму. Начали отваливаться подошвы обгоревших унтов. На одну ногу намотал шарф, на другую- ремень от планшета.

К утру выбрался на опушку леса. Что за крики? "Шнель! Шнель!" Летчик замер: он увидел на пригорке батарею. Женщины таскали на позицию ящики, а немецкие солдаты отпускали им пинки: "Шнель! Шнель!" Надо же было так заблудиться... Назад бы теперь податься, да опасно выбираться из зарослей вдруг заметят. Пришлось до вечера пролежать в засаде. Промерз до костей.

Когда стемнело, побрел обратно, с трудом отыскивая свои следы. Повалил снег. Летчик кружил, кружил, попал в осинник. Из-под снега проступала вода, промокли ноги.

Захотелось есть. Ведь вчера без обеда пришлось лететь. Вспомнил про аварийный бортпаек. Лежит в самолете в металлической коробке от взрывателей: шоколад, галеты, сгущенное молоко...

К самолету все же кое-как вышел лишь к утру. В висках стучало, знобило, лоб горячий - прикладывал озябшие руки. Достал бортпаек, забрал парашют, снова брел к Изюму. Тяжелая ноша, ноги одеревенели. И есть уже не хотелось. Сунул две плитки шоколада в карман, остальное выбросил.

Потом полз по сугробам, мучила жажда. Ел снег, а он с привкусом хвои стошнило. Чудилось, что он в жарко натопленном блиндаже ведет долгий разговор с Борисом Горбатовым, а тот курит одну папиросу за другой. Открыл глаза светло. Сквозь стволы сосен увидел домик. Крикнул слабым голосом - в ответ залаяла собака, а больше не помнит ничего.

Очнулся в Изюмском госпитале. Лесник на розвальнях туда доставил. Ступни обмороженных ног пришлось ампутировать. Потом госпиталь в Россоши. Там ампутировали до коленей.

...Адъютант командира 7-го гвардейского полка Слава Мальцев бегал на аэродроме по стоянкам самолетов, размахивал конвертом.

- Шахов нашелся!

Письмо было от его сестер из Астрахани.

Тогда Гетьман вызвал командира БАО майора Воронова.

- В лепешку разбейся, дорогой мой, а завтра чтоб была посылка. На сто килограммов - и не меньше. Все летчики отказываются от своей дневной нормы фронтового доппайка - будет, значит, вино. И чтоб шоколад, и печенье, и сгущенное молоко было.

- Да еще сало, - подсказал Кожуховский.

Посылку и пакет с письмами от фронтовых друзей погрузили на У-2, а делегатом полетел Мальцев. И Шахова навестит, и у родных побывает.

- Вот еще выписка из приказа о награждении, - напутствовал его Гетьман. Проследи сам, чтобы там в палате при всех зачитали, а то могут бумажку сунуть в руки - и дело с концом!

Виктор Шахов уже научился ходить на протезах. Шел он со Славой Мальцевым в гости к своим сестрам милосердия. По дороге встретилась группа ходячих раненых из соседнего госпиталя. У одного рука на перевязи.

- Коля! - крикнул Шахов.

- Витя! - бросился к нему Смурыгов и чуть не свалил едва державшегося на ногах друга.

От друзей на новую полевую почту в полк пришло письмо. Шахов писал: "Уже научился ходить, скоро вернусь. А летать я сумею - честное слово гвардейца!"

Когда в полку прочли письмо от Шахова и Смурыгова, Кожуховский сказал:

- Как с того света пришло.

Заветный камень

Как-то в жаркий июньский день я повел группу на штурмовку аэродрома. Аэродромы - цель очень сложная. Они далеко за линией фронта. К тому же район, над которым нам предстояло лететь, густо населен, и все населенные пункты забиты вражескими войсками. Значит, нужно обходить их стороной, чтобы не обнаружили задолго до цели. И лететь надо как можно ниже.

Ориентироваться в таких условиях очень трудно. Выручает компас.