В военном воздухе суровом

Смирнов сбит зенитной артиллерией… Он пришел в сознание, увидел: на полянке в одном месте валяется мотор, в другом — кабина, в третьем — хвостовая часть фюзеляжа. Поплелся подальше от этого места с распухшей ногой, опираясь на палку. Днем лежал в густых зарослях, наблюдал за свободно расхаживавшими по тропам фашистами. Пробирался три ночи… Полз через линию фронта, замирая при каждом хлопке осветительных ракет. Опасность — позади. Переходил вброд в унтах горный ручей, скрылся в кустах — удар по затылку, и что-то тяжелое навалилось на него сверху. Потом под конвоем — в Крым, Запорожье, Лодзь, Мосбург, Нердлинген — это уже недалеко от Мюнхена. Лагеря военнопленных. Строжайшая охрана, тяжелые работы, голод, болезни, смерти.

До плена Смирнов часто слышал слова "свобода" и "Родина". Слово "Родина" он почему-то связывал с пригорком, на котором стоит церквушка без креста, столпившиеся вокруг нее домики. Там, в костромских лесах, прошло его детство. А "свобода"? Это просто красивое слово, об истинном смысле которого даже задумываться не приходилось: ведь неволи он никогда не знал.

Теперь, в плену. Родиной казалось все, что пришлось изъездить и облетать, все люди, которых знал и просто видел, седьмой гвардейский… Свобода стала великим словом. "Бежать!" — решил Смирнов.

Не один Смирнов хотел бежать. Совершали побеги и другие. Многих ловили, расстреливали перед строем военнопленных.

Смирнов уже знал, что одному побега не совершить: один отдыхает, другой на страже. Долго присматривались друг к другу двое и вдруг открылись: пехотинец-политрук Петр Мамаев и летчик Сергей Смирнов. Бежали с работы в туманное весеннее утро. Целый месяц ночами держали путь на юг, а потом месяц на восток.

Чехословакия. Поиски партизан. Наконец встретились с человеком, который сказал:

— Здравствуйте, товарищи!

Партизанский отряд в лесу. Первый наземный бой для Смирнова. Он лежал в засаде у дороги. В руках автомат с самодельной ложей. Подарил его Смирнову командир русского партизанского отряда Репта. Было тихо, Смирнов слышал тиканье карманных часов "Омега". Тоже подарок Репты. Вспомнил первую встречу с командиром отряда.

— Так штурмовик, значит?

— Был штурмовиком.

— Ничего, еще будешь. Пока назначаю тебя комендантом аэродрома.

— Какого аэродрома?

— Нашего, что в лесу. Будешь со своей командой грузы с воздуха принимать. А с винтовкой коменданту таскаться негоже. Возьми этот автомат: не смотри, что ложа самодельная, главное — бой! — И всадил в земляной пол длинную очередь. Смирнов от неожиданности подпрыгнул, а Репта не моргнул глазом:

— Нравится?

— Нравится…

— Этого автомата не меняй, в хороших руках был, живучий, только ложу миной разнесло. Ему сносу не будет до самой победы… А часы у тебя есть?

— Нет…

— Без часов коменданту никак нельзя. Самолеты придется встречать по времени. Возьми "Омегу", хорошо идут. Привяжи бечевкой, чтобы не потерялись…

И стал Смирнов комендантом. Аэродром — поляна в лесу, куда сбрасывают на парашютах грузы. А теперь он лежит у дороги в засаде.

Из-за пригорка показались машины с карателями. Смирнов вместе с другими бросал гранаты, строчил по фашистам. Вел в лагерь пленных, нес добытое в этом бою оружие.

Потом Смирнов ходил на подрыв железнодорожного моста через реку Ваг. За эту операцию Репта угощал сливовицей, а вскоре учинил коменданту разнос.

Боеприпасы были на исходе, медикаменты кончились, сели аккумуляторные батареи у рации… Гитлеровцы стягивали крупные силы, окружали со всех сторон. Из-за непогоды самолетов не было несколько дней. Репта зачастил на аэродром.

— Как, комендант, думаешь: долго еще такая мура будет?

— Без карты-кольцовки предсказать трудно. Сюда бы Петра Семеновича Глущенко, — лучше любого метеоролога угадывает.

— А где этот Петро Семенович? Пошли за ним.

— Так это у нас в штурмовом полку техник такой есть…

— Далёконько, далёконько он отсюда… Ну а как же он там у вас погоду угадывает?

— Когда ложится спать, то натягивает на себя все: шинель, куртку, самолетный чехол — тепло создает. Если больные ноги и в тепле крутит, будет погода нелетная, а если, согревшись, успокоятся — значит ненастью конец. По ночам ему покоя не давали — со всех эскадрилий в его землянку звонки: "Что там Петро Семенович предсказывает на завтра?"

— Хорош гусь ваш Петро Семенович, если только в тепле может погоду угадывать…

Лишь на четвертые сутки в облаках начали появляться разрывы. Вечером на аэродроме появился Рента.

— Ну как, комендант, сегодня самолеты будут?

— Могут прилететь.

— Костры подготовили?

— Подготовили и бензином запаслись, чтобы лучше горели.

— Ну смотри не прозевай, а я в вашей землянке чуток вздремну.

Смирнов с заряженной ракетницей стоял в темени и напряженно прислушивался: не гудит ли? Нет, кроме свиста ветра в голых ветвях, ничего не слышно.

Был второй час ночи, истек назначенный срок прибытия самолета. Вдруг послышался знакомый гул.

— Зажигай! — скомандовал Смирнов и сам нажал спусковой крючок ракетницы. Красным шарик с шипением понесся ввысь. Из землянки выскочил Репта. Ему показалось, что костры плохо горят.

— Лей бензин! — кричит он.