В военном воздухе суровом

По условному коду нужно было выпустить серию красных ракет, а не одну. Смирнов не может зарядить пистолет — ракета не входит. Пробует вторую, третью — то же самое. Догадался: картонные патроны от сырости разбухли. Гул мотора начал стихать.

— Расстреляю! — кричит Репта.

Смирнов выхватил нож, полоснул по патрону, зубами отодрал верхний слой картона — выстрел! Теперь уже Смирнов кричал на Репту:

— Обдирай ракеты, да зубами же!..

В небе гул, хлопки раскрывшихся парашютов…

…Отряд прорвался. Поход к Банской Быстрице — центру партизанского движения. Влились в бригаду подполковника Егорова.

Через 25 лет после войны у меня дома сидел живой, невредимый и внешне мало изменившийся Сергей Иванович Смирнов. Он в штатском. Главный инженер завода в Уфе. Заслуженный изобретатель РСФСР. За плечами — два института. Представляя его своей семье, я сказал:

— Это и есть тот самый знаменитый Смирнов, который вошел в историю.

— А может, лучше сказать "влип в историю"? — отшутился Сергей Иванович и зарделся, как когда-то в Ставрополе при докладе о четырех эшелонах.

— Да я имею в виду не твои приключения, а известный приказ Сталина о тебе со Слеповым.

Смирнов озадаченно уставился на меня: об этом он услышал впервые. Я вручил ему на память копию документа, с которого за давностью уже снят гриф "Секретно".

Тогда, при первой встрече, непривычно было смотреть на Смирнова, одетого в светло-серый, спортивного покроя костюм. Все казалось, будто он только что снял гимнастерку, ту самую, хлопчатобумажную, с привинченными к ней орденами. Снял на выходной, чтобы завтра снова надеть.

Совсем недавно Сергей Иванович ездил в Чехословакию на конференцию с докладом. В том городе — река Ваг. Долго стоял на берегу, вспомнил рухнувший мост и сливовицу, которой угощал Репта.

— У меня есть одно изобретение, — говорил мне Сергей Иванович, мягко окая. — По техническим показателям этот пресс высокого давления превосходит лучшие зарубежные образцы.

— Поздравляю!

— Рановато. Занимаюсь поисками завода для размещения заказа.

— Так это же легче, чем найти нефтеналивной эшелон на перегоне…

— Представь себе — труднее. Министерство приходится штурмовать, улыбнулся Смирнов. — Но гвардейцы на полпути не останавливаются!

Знаменитый "охотник" и теперь в постоянном поиске. …А боевой награды за тот боевой вылет Смирнов так и не получил…

Под крылом земля и море

На полевом аэродроме, около Кропоткина, ко мне подошел оживленный Талыков.

— До чего интересно получаэтся. — он в некоторых словах букву "е" произносил как "э", — мы гоним фрицев по тем же местам, где прошлым летом отступали!

Действительно, нам очень часто приходилось прокладывать маршруты над теми же районами, где полгода назад с Мишей не раз приходилось проноситься на двух уцелевших штурмовиках.

Я посмотрел на планшет: до Ростова осталось менее 200 километров. Вот и Несмеяновка, где меня последний раз сбила зенитка… Я сказал Мише:

— Как только окажемся поближе к Ростову и выберется у нас свободный денек, попрошу у командира У-2, слетаем с тобой…

— Куда?

— На то самое место, откуда ты вывез меня в фюзеляже.

— Идея! — притопнул Миша каблуком. — Посмотрим, что там от твоего "Ильюши" осталось.

Но наш полк вдруг "повернули" на 90 градусов влево от того направления. Нужно было преследовать фрицев, отходивших на Таманский полуостров.

В марте мы уже базировались под Краснодаром. Немцы хотели задержать нашу авиацию на раскисших аэродромах. В Краснодаре они взорвали бетонированную взлетно-посадочную полосу и служебные помещения. Тогда нам на помощь пришли жители. Вереницы мужчин и женщин таскали с развалин битый кирпич, засыпали огромные воронки и утрамбовывали их.

Впервые за наступление мы начали летать с твердого покрытия, самолеты отрывались легко. Тогда я вспомнил случай, как еще на "точке номер три", под Грозным, мой ведомый старший сержант Илья Михайлов вернулся с задания с двумя несброшенными бомбами и как за это происшествие был наказан Холобаевым я. Командир полка не стал распекать молодого летчика, а спокойно сказал мне:

— В следующий вылет сверх полной нагрузки сам отвезешь на цель и две его бомбы.

И я надолго запомнил, как с грунтового аэродрома поднял лишних 200 килограммов, а здесь, в Краснодаре, — бетон. Увеличивая нагрузку, я стал поднимать в полтора раза больше бомбового груза. Вслед за мной начал брать такое же количество бомб майор Галущенко, увеличил нагрузку Михаил Талыков.

Летать приходилось не только над сушей, но и над морем. Появились для нас и новые цели — немецкие быстроходные десантные баржи, катера и прочие плавсредства.

До чего же неприятно на сухопутном самолете лететь над водой! Ведь плавучесть у бронированного штурмовика такова, что не успеешь покинуть кабину — мигом окажешься под водой.

Первым, кажется, это испытал младший лейтенант Петр Возжаев.

Летали на Темрюк — мощный опорный пункт немцев на побережье Азовского моря. Над целью у Возжаева что-то случилось с мотором. Возвращался он через море напрямик, чтобы хоть до плавней, где наши войска, как-нибудь дотянуть.