Читаем В военном воздухе суровом полностью

Лиманский решил выручать своего комиссара. Направился к месту заключения Рябова. Завернул за угол бани — у дверей два старика. У одного на плече берданка. Близко не подпускают, в переговоры вступать не хотят. Крепко, видно, знают службу вояки старой закалки. Второй, безоружный, был как бы за разводящего. По настоянию Лиманского он пошел за "старшим". "Не хватало, чтобы они и меня заперли в этой бане, как диверсанта какого", — подумал техник с опаской.

Пришел "старшой" — сам председатель сельсовета. Долго вертел удостоверение Лиманского. Охрану отстранить решился не вдруг.

Вошли в темную баню. На широкой скамье, подложив под голову парашют, лежал прикрытый коричневым регланом человек. Лица не видно, но реглан такого цвета единственный в полку. Надо же, Рябова арестовали!..

Техник еле растолкал своего комиссара. Тот протер глаза, спросонья недоумевающе осмотрелся, потом узнал Лиманского и громко расхохотался.

— Вот до чего дожили! Комиссара за фашиста признали. Да кто? Мои же земляки! "Нет таких самолетов, — говорят, — у русских". — "Смотрите же, объясняю им, — вон красные звезды!" — "Хе… Намалевать можно что угодно. А вот летчиков таких толстых и рыжих у нас не бывает". Я уже начал с ними калякать по-белорусски, говорю, что до моей родной деревни отсюда километров тридцать. Полесье называется. И этому не поверили. "Здорово, — говорят, немец Белоруссию по карте выучил и наш говор даже усвоил". И смех и грех. Бдительность, впрочем, на высоте!

— И сколько бы вы тут нашего комиссара держали? — спросил Лиманский у председателя сельсовета.

— Нияк не дозванитца в район, чтобы органы вызвать, званки штой-то не доходят… Где-то опять проволоку порезали, — ответил председатель. — А то приехали бы быстро и разобрались, что к чему.

"Двойка" Рябова была вполне исправна, только горючего в баках маловато. Оно бы, конечно, нужно дозаправить самолет, но подвезти бензин в эту глухомань на далекое расстояние и по бездорожью — дело почти безнадежное. Прикинули — до Климовичей все-таки можно дотянуть.

Но как взлететь? Рябов долго бродил вокруг села, промерял широкими шагами разные площадки, все прикидывал. И выходило так, что лучшее место для взлета проселочная дорога. На ней твердый грунт, а в других местах то болотина, то рыхлая пахота. Дорога, правда, узкая, по обочинам есть канавы, а недалеко, по направлению взлета, стеной стоит высокий лес. Взлет предстоял рискованный. Нужно было идеально выдержать направление при разбеге, чтобы не угодить колесами в канаву, а потом еще успеть набрать скорость, чтобы "перепрыгнуть" через деревья.

Рябов сказал Лиманскому:

— Баки почти пустые, самолет от этого легкий, с "подрывчиком" до опушки все же взлечу. Но рулить до дороги по пахоте придется на повышенных оборотах горючего сколько сожжешь!.. А на руках ведь нам самолет и всей деревней, пожалуй, не выкатить — увязнет.

Теперь уже колхозники проявили смекалку, пошли на выручку своему земляку. Принесли связки веревок, пригнали из лесу волов. Лиманский привязал концы к стойкам шасси, впрягли три пары волов цугом и потащили штурмовик через огороды к дороге.

Рябов сел в кабину. Лиманский вместе с любопытными жителями деревни Прусино стоял в сторонке. Не то от усталости и голода, а скорее всего от волнения у него подкашивались коленки. И было ведь от чего волноваться: такой отчаянный взлет технику предстояло увидеть впервые в жизни.

Рябов зажал тормоза, мотор вывел на максимальные обороты. Самолет словно залихорадило: консоли крыльев и хвостовое оперение мелко задрожали.

И вот спущенный с тормозов штурмовик рванулся к опушке леса. Лиманский видел, как Рябов, нацелившись капотом на какую-то сосну, часто и быстро отклонял руль поворота то в одну, то в другую сторону. Самолет вначале бежал ровно, но уже в самом конце разбега колеса начали сходить с дороги. Казалось, еще миг — и катастрофа неминуема. Рябов вовремя хватил ручку на себя, штурмовик резко опустил хвост, отделился от земли, вздыбился, вяло качнулся с крыла на крыло. Лиманскому показалось, что "двойка" зависла над макушками высоких сосен, потеряв скорость, и вот-вот свалится. Он перестал дышать в ожидании самого страшного — удара о землю и взрыва. Но самолет, медленно набирая скорость, скрылся за деревьями.

Рябов взял курс на аэродром, где ему бывать еще не доводилось.

Расчетное время истекло, а аэродрома никакого нет. Он лишь увидел широкую лесную прогалину, поросшую низким кустарником и редкими деревьями. Самолетов не видно. Неужели не туда прилетел? Горючее на исходе… И вдруг с опушки леса взлетели сигнальные ракеты. По поляне забегали люди, выкладывали "Т" и растаскивали с посадочной полосы… деревья!

Такой способ маскировки аэродрома придумали недавно. Деревья втыкались в заранее приготовленные ямки сразу же после взлета или посадки самолетов. Ведь немецкие воздушные разведчики по нескольку раз в день облетывали этот район, неоднократно проходили над самым аэродромом, но так и не смогли обнаружить забросанные ветками самолеты.

Приземлился Рябов с ничтожным остатком горючего.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер

В романе впервые представлена подробно выстроенная художественная версия малоизвестного, одновременно символического события последних лет советской эпохи — восстания наших и афганских военнопленных в апреле 1985 года в пакистанской крепости Бадабер. Впервые в отечественной беллетристике приоткрыт занавес таинственности над самой закрытой из советских спецслужб — Главным Разведывательным Управлением Генерального Штаба ВС СССР. Впервые рассказано об уникальном вузе страны, в советское время называвшемся Военным институтом иностранных языков. Впервые авторская версия описываемых событий исходит от профессиональных востоковедов-практиков, предложивших, в том числе, краткую «художественную энциклопедию» десятилетней афганской войны. Творческий союз писателя Андрея Константинова и журналиста Бориса Подопригоры впервые обрёл полноценное литературное значение после их совместного дебюта — военного романа «Рота». Только теперь правда участника чеченской войны дополнена правдой о войне афганской. Впервые военный роман побуждает осмыслить современные истоки нашего национального достоинства. «Если кто меня слышит» звучит как призыв его сохранить.

Андрей Константинов , Борис Александрович Подопригора , Борис Подопригора

Проза / Проза о войне / Военная проза