Читаем В военном воздухе суровом полностью

Выскочил из кабины — очутился по пояс в воде. Глянул на самолет — одно крыло к самому хвосту вывернуло. Такое зло взяло: хотел ведь вспыхнуть факелом, а оказался, как лягушка, в болоте. Вскарабкался на крыло, выхватил планшет с картой, саданул сапогом по приборной доске — стекла со звоном посыпались. По часам ткнул пистолетом — ба-бах! — он оказался взведенным. Противник близко, наверное, услышал. Подался я по камышам дальше. Выбрался на сухое. Мотоциклы тарахтят — дорога поблизости. Увидел двух немецких мотоциклистов, упал в высокую траву — не дышу. А при мне ведь секретная карта, ее уничтожить надо. Скомкал, спичку поднес — дым вверх пошел. "Что ж я делаю? Заметят!" Навалился грудью, погасил. Разорвал ее на мелкие кусочки, разбросал. А мотоциклисты меня не заметили, покатили мимо.

Перебежал дорогу, подался на юг. Километров пять гнал по зарослям без передыху. Широкую протоку надо переплывать. Только стянул сапог, а по другую сторону из-за кустов вышел здоровенный фриц: голый по пояс, загорелый, живого барана на горбу прет. "Неужели и сюда просочились? Надо брать правее…"

Вскоре увидел стадо. Подкрался поближе — там два пастушка.

— Что за село виднеется? — спросил я.

— Хутор Титов. А вы, дяденька, летчик?

— Летчик… Там немцы есть?

— Не-е…

— А от Титова дорога на Маныч есть?

— Есть, дяденька, есть…

Подхожу к Титову с опаской. У крайней хаты женщины лясы точат, заметили меня — разговор смолк. Я остановился.

— Немцы есть? — кричу издалека, чтобы в случае чего успеть скрыться и кустарнике.

— Подь ближе! манит руками. — Немцы там! — показывают в сторону Николаевской.

Пригласили и сенцы, табуретку поставили. Присел я, мне черпак холодной воды подали. Выпил залпом, еще попросил, на меня почему-то боязно смотрят. А я, оказывается, одной рукой черпак принял, а в другой все еще держу пистолет. Забыл я о нем, неловко стало.

Допивал я второй ковш, в сенцы вбежали два подростка.

— Дяденька летчик, а вам куды?

— На Веселый.

— Айда с нами. У нас и кони есть.

Вышел — во дворе стоят три лошади. Вместо седел — ватные одеяла сыромятными ремнями к спинам привязаны. Пацаны уже уселись верхом, взрослые взвалили лошадям на холки по мешку.

— Чьи лошади? — спрашиваю.

— Приблудные.

— А что в мешках?

— Сахар.

— Где взяли?

— На Дону наши пароход подорвали. Добра там потонуло! А капитан к нашей Анютке в примаки пошел, понарошку. Гутарють, что он партизанить собирается.

— А сахар кому повезете?

— Дедушке, за Маныч.

Тронулись. Дорога вела через хутор Дурновский. По бокам лесочек. Услышал я шелест в кустах — кто-то к дороге пробирался. Выхватил пистолет, крикнул с коня:

— Стой, руки вверх!

— Ты что, спятил? — недовольно проворчал солдат с винтовкой на шее и с ремнем в зубах.

— Где ваша часть? — спросил его строго.

У меня под комбинезоном знаков различия не видно, однако шлем с очками что-то значит. Солдат проворно справился с пуговицами на штанах, затянул потуже ремень, одернул гимнастерку, принял стоику "смирно".

— Извиняюсь, товарищ командир… Наша часть стоит сразу же за Дурновским направо. На бугре против Константиновской оборону держим…

— Почему здесь один болтаешься?

— В разведке, товарищ командир.

За Дурновским действительно был 6угор. За каждым кустом стояли забросанные ветками пушки.

— Где командир? — спросил лейтенанта.

— Командир бригады? — уточнил тот и козырнул.

— Да.

— На том пригорке.

Передал я повод пацанам, пошел на пригорок. В окопе увидел троих с биноклями: в сторону Дона поглядывают. Командир бригады — подполковник, Радичевым назвался. С ним рядом комиссар и начальник штаба. Расспрашивают:

— Штурмовики, значит, работают только днем? А по ночам у нас "кукурузники" тоже жужжат. Где летит — не видно, потом и звук пропадает. Вот тут и берегись: засвистят бомбы — бац, бац! Страху на фрицев нагоняют и нам тоже ночью дремать не дают.

— Пленный фриц нам сказал, что на "кукурузниках" ведьмы летают. В самом деле на них женский персонал? — спросил комиссар.

— Весь женский: и командир, и комиссар, и начальник штаба.

— И что ж, все они в летах, раз ведьмами окрестили?

— Да нет, все молодые, красивые!

— А ты их видел?

— А как же! От самого Донбасса вместе…

— Вот чертяки!.. — довольно улыбнулся комиссар. — Привет им наш казачий передай. А на Веселый тебе лучше вон той дорогой, что правее. Левее вчера фрицы прорыв предпринимали, как бы на них не нарваться.

Сели верхом, поехали дальше. Под вечер заметили у леска дымок. Это была полевая кухня. В стороне сарай, домик. "Не мешает и подзаправиться", — подумал я. Пацаны тоже проголодались, мешки продырявили, сахар сыплют в рот пригоршнями.

Подъехали к кухне, повар оглянулся — бросил черпак, хвать свой карабин, на меня наставил:

— Слезай, да руки повыше! — А сам другому солдату команды подает: Пистолет — сюда, коней вяжи, мешки сваливай, а их в штаб на проверку… Там разберутся, что к чему.

Всех, кто шел тогда от Дона, без разбора задерживали заградотряды. Какой-то зачуханный поваришка мигом меня обезоружил, на гумно под конвоем повели. Закрыли в сарай, звякнули засовом.

— Пусть вызовут в штаб! — крикнул я.

А часовой в ответ:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер
Если кто меня слышит. Легенда крепости Бадабер

В романе впервые представлена подробно выстроенная художественная версия малоизвестного, одновременно символического события последних лет советской эпохи — восстания наших и афганских военнопленных в апреле 1985 года в пакистанской крепости Бадабер. Впервые в отечественной беллетристике приоткрыт занавес таинственности над самой закрытой из советских спецслужб — Главным Разведывательным Управлением Генерального Штаба ВС СССР. Впервые рассказано об уникальном вузе страны, в советское время называвшемся Военным институтом иностранных языков. Впервые авторская версия описываемых событий исходит от профессиональных востоковедов-практиков, предложивших, в том числе, краткую «художественную энциклопедию» десятилетней афганской войны. Творческий союз писателя Андрея Константинова и журналиста Бориса Подопригоры впервые обрёл полноценное литературное значение после их совместного дебюта — военного романа «Рота». Только теперь правда участника чеченской войны дополнена правдой о войне афганской. Впервые военный роман побуждает осмыслить современные истоки нашего национального достоинства. «Если кто меня слышит» звучит как призыв его сохранить.

Андрей Константинов , Борис Александрович Подопригора , Борис Подопригора

Проза / Проза о войне / Военная проза