В воздухе 'илы'

Погода была пасмурная. Шел редкий снег. На краю аэродрома стояли три дивизионных У-2. После бронированных "илов" эти малютки казались игрушечными.

Поскольку других полетов не было, Лобзуков взлетел против ветра почти поперек аэродрома. Для самолета на лыжах не требовалось укатанной полосы. Сделав небольшой круг, мы опустились недалеко от дома, стоявшего на краю аэродрома.

- Ну как, вспомнил? Или еще показать? - без тени упрека, просто спросил майор.

И я, не стесняясь, сказал:

- Еще бы один полетик, а потом уж сам попробую.

Через несколько полетов майор вылез из задней кабины и остался на земле, а я летал один и наслаждался. После четырехмесячного перерыва опять самому поднимать в воздух машину, пусть даже У-2,- ни с чем не сравнимое удовольствие.

Так, из летчика-штурмовика я превратился в пилота звена управления. Полезного для меня в этой должности было то, что, летая на "илах" строем, нам почти не приходилось самим вести ориентировку (все делал за нас ведущий: он впереди, а мы - за ним). Здесь же я летал один и должен был сам следить за точностью своего полета. Это была неплохая тренировка в штурманской подготовке.

Снова в соколиной семье

Хотя я и служил в управлении дивизии, но Новый год встречал в полку со своими друзьями. Все они, и Федя Садчиков, и Володя Сухачев, и Коля Дрозд, не считали меня чужим. Их дружба помогала мне легче переносить ту неудачу, которая свалилась на меня. Они так относились ко мне, будто я и не уходил из эскадрильи.

Новогодняя ночь выдалась по-русски морозной. Снег смачно хрустел под нашими унтами, а вокруг луны был огромный ореол. Иней плавно кружился в воздухе, искрясь серебряными блестками в лунном свете.

Больше всего нам хотелось, чтобы Новый, 1945 год был годом нашей окончательной победы над проклятым врагом.

Наши пожелания сбывались. Вскоре после Нового года мы перелетели в Восточную Пруссию, в местечко Заалау. Все для нас здесь было ново и чуждо. Мрачные серые дома с черепичными островерхими крышами. Кирхи со стреловидными готическими окнами и шпилями. Даже сам воздух был пропитан какими-то своеобразными незнакомыми запахами. Местных жителей почти не было. Населенные пункты были мертвыми. Дома стояли пустые с брошенной утварью.

23 февраля, вечером мы пришли в клуб, расположенный в кирке, на торжественное собрание и были приятно удивлены, увидя на стене во всю ее ширину не библейские сюжеты, а "ил", врезающийся в скопление вражеской техники, и портреты Кости Шуравина и Николая Забирова. Наш комдив генерал Александров зачитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении званий Героя Советского Союза нескольким летчикам нашей дивизии. В их числе был и наш друг, комэск Федя Садчиков. На следующий день мы провожали своих героев в Москву за получением высоких наград Родины.

В самом начале марта мимо нашего аэродрома, растянувшись на несколько километров, шла колонна пленных гитлеровцев. Мы с Мишей Цветковым подошли к дороге, чтобы поближе рассмотреть бывших солдат вермахта. С воздуха их было почти не видно. По возрасту это была довольно уже разношерстная публика: юнцы лет семнадцати и пожилые мужчины лет за пятьдесят.

Несколько пленных подошли к нам и почти хором затараторили:

- Битте айн цигареттен!

В это время на аэродроме стали взлетать "илы". Они должны были идти на штурмовку врага. Пленные притихли, наблюдая за взлетающими штурмовиками. Они, очевидно, понимали, что кому-то из их соотечественников, кто еще не сложил оружия, сейчас крепко достанется. Вдруг кто-то бросил какую-то реплику, и стоявшие рядом засмеялись. Им можно было сейчас смеяться. Им эти "илы" теперь были не страшны.

К началу марта советские войска стояли уже под стенами Кенигсберга. Пришел приказ нашей дивизии передислоцироваться почти к самой линии фронта на стационарный, с бетонными взлетными полосами и рулежными дорожками, бывший немецкий военный аэродром Витенберг. Вскоре все полки дивизии улетели из Заалау. Перебазировался и штаб дивизии. Опустело местечко. Затих аэродром. Всего три неисправных самолета остались на земле. Через несколько дней техники доложили, что ремонт самолетов закончен. Нам с майором Лобзуковым предстояло перегнать их в Витенберг.

Утром следующего дня мы вместе пошли на аэродром. Техники доложили, что самолеты к полету готовы. Майор стоял в нерешительности. Он в который уже раз поглядел на небо. Черные тучи тяжело плыли над аэродромом, над местечком, цепляясь за шпиль кирхи.

Лобзуков посмотрел на меня и нахмурился.

- Пойдем-ка, брат, на "метео" погадаем, что день грядущий нам готовит? пошутил он.

На метеостанции долго запрашивали Витенберг, соседей, но те так ничего вразумительного нам и не ответили.

Вдруг в комнате сразу потемнело. За окном бушевал буран. Все исчезло в снежном вихре. А минут через пятнадцать опять сияло солнце. Метеорологи только руками развели.

По дороге домой нам встретился полковник Пинес - начальник штаба дивизии.

- Вы все еще не улетели? раздраженно спросил он.

- Погода, товарищ полковник, подводит,- ответил Лобзуков.