В высших сферах

В палате общин нарастало напряжение. Сегодня утром кабинет премьер-министра довел до сведения, что будет сделано «серьезное и важное сообщение общенационального значения». Никаких подробностей дано не было, но на Парламентском холме с каждым часов множились предположения.

А в палате общин занимались обычным делом, но в воздухе чувствовалось ожидание. Галереи для публики были уже забиты, а пришедшие позже подпирали стены в коридорах. На галерее для дипломатов сидело несколько послов. На соседней галерее появились жены членов парламента, озабоченные тем, чтобы занять места получше.

За стенами палаты, в холлах, коридорах и комнатах для прессы, стоял гул от разговоров. Известие о расколе в кабинете министров широко обсуждалось, но, насколько было известно Хоудену, о причине раскола утечки не произошло. Минуту назад разговоры в правительственном холле стихли при появлении премьер-министра, который тут же прошел к своему месту в палате общин.

Усевшись, он окинул взглядом палату, затем открыл принесенную с собой папку. Отключившись от очередного оратора — парламентария с задних скамей, наслаждавшегося необычным вниманием, — Хоуден снова прочел согласованное совместное заявление и затем текст собственного выступления.

Уже несколько дней он работал над выступлением между другими делами и только сегодня рано утром, вернувшись из Монреаля, завершил работу. Он мало спал, но возбуждение и сознание, что речь идет о судьбоносном решении, поддерживали его.

Речь, которую он произнесет сегодня в палате общин — в противоположность тем, что он произносил в последние несколько дней, — была целиком написана им самим. Никто, кроме Милли Фридман, печатавшей черновики, не видел ее и не работал над ней. Хоуден сознавал: все, что он написал, и все, что скажет, соответствует его убеждениям. То, что он предлагает, изменит ход истории. Что касается Канады, то она на какое-то время станет в меньшей мере независимой страной. Но он был убежден, что в конечном счете выгода от союза перевесит отдельные опасные моменты. Требовалось мужество, чтобы посмотреть фактам в лицо, — пожалуй, большее, чем когда речь шла о пустопорожних бунтах, которыми изобиловало прошлое.

Но поймут ли это другие?

Некоторые, он знал, поймут. Но многие просто поверят ему, как было до сих пор. Других убедят доводы, некоторые согласятся из страха. Значительную часть населения по образу мыслей уже можно было считать американцами — таким людям заключение Акта о союзе покажется логичным и правильным.

Но ведь будет и оппозиция, и жестокая битва. Собственно, она уже началась.

Сегодня рано утром он побеседовал в отдельности с восемью диссидентствующими членами кабинета, которые поддерживали Эдриена Несбитсона. Путем усиленного убеждения и личного обращения ему удалось перетянуть к себе троих, но пятеро упорно держались своего. Вместе с генералом Несбитсоном они подадут в отставку и будут противиться Акту о союзе в качестве независимой оппозиционной группы. По крайней мере несколько членов парламента, несомненно, присоединятся к ним, образовав в палате «охвостье».

Это был серьезный удар, но отнюдь не непредсказуемый. Хоуден был бы больше уверен в том, что выживет, если бы популярность правительства в последние недели не упала. Вот если б не было этого инцидента с безбилетником…

Боясь разжечь сидевший в нем гнев, Хоуден решительно переключился мыслью на другое. Он, правда, заметил, что Харви Уоррендер еще не появился в палате. Как не было и Бонара Дейца, лидера оппозиции.

Кто-то дотронулся до его плеча. Обернувшись, он увидел черные кудри и торчащие усы Люсьена Перро. По обыкновению небрежно, французский канадец поклонился спикеру и опустился на место Стюарта Каустона, который ненадолго вышел из зала.

Перегнувшись к премьер-министру, Перро прошептал:

— Это правда, я слышал, что нам предстоит борьба.

— Боюсь, что да, — шепотом ответил ему Хоуден. И тепло добавил: — Я и сказать вам не могу, как много для меня значит ваша поддержка.

Перро по-гальски передернул плечами, в глазах его была смешинка.

— Что ж, будем стоять вместе, а если упадем, то звук будет громоподобный. — И, улыбнувшись, пересел на свое место.

Рассыльный положил на пюпитр перед премьер-министром конверт. Вскрыв его, Хоуден прочел записку Милли Фридман, написанную от руки:

«Президент готовится выехать из Белого дома в Капитолий».

Милли сидела в приемной премьер-министра на телефоне, связывавшем ее напрямую с Вашингтоном. Он существовал для чрезвычайных ситуаций. До сих пор таких не было.

На противоположной стороне палаты появился лидер оппозиции. Хоуден подумал, что Бонар Дейц выглядел бледнее обычного и был явно озадачен. Он прошел прямо к своему месту в переднем ряду и щелкнул пальцами, подзывая рассыльного. Рассыльный подождал, пока Дейц нацарапал записку и сложил бумагу. К удивлению Хоудена, записка была доставлена ему. Он прочел:

«Необходимо срочно обсудить личную проблему, касающуюся вас и Харви Уоррендера. Прошу немедленно встретиться со мной в комнате 16. Б. Д.».