В высших сферах

— Мы с премьер-министром хотели бы поговорить наедине.

Шаги стали удаляться; дверь закрылась.

— Никак? — переспросил Хоуден. В голосе его звучало недоверие. — Совсем никак?

Лидер оппозиции старательно произнес:

— Я немало думал с сегодняшнего утра. Полагаю, я должен использовать свидетельство, оставленное Харви. Если мои люди узнают, что я это скрыл, они никогда мне не простят.

Да, подумал Хоуден, полно тех, кто с радостью уничтожит его, и не важно, каким путем. В его сознании блеснула надежда: неужели все-таки будет отсрочка — на условиях Дейца?

А Дейц тихо произнес:

— Однако я не могу представить, чтобы я такое сделал. Я не участвую в разгребании грязи: слишком много надо счищать.

«А вот я бы так с тобой поступил, — подумал Хоуден. — Не колеблясь, я бы так с тобой поступил».

— Возможно, я бы так и поступил, если бы не одно соображение. Видите ли, я могу побить вас другим путем. — Наступила пауза, затем со спокойной уверенностью Дейц сказал: — Парламент и страна никогда не примут Акт о союзе. Вас ждет поражение, а я выиграю.

— Вы знали?

— Я знаю уже несколько дней. — Он впервые улыбнулся. — У вашего друга в Белом доме тоже есть оппозиция. И там произошли некоторые утечки. Два сенатора и конгрессмен прилетали встретиться со мной, и они представляли других, кому не нравится концепция или условия. Разговор, должен сказать, получился у нас достаточно доскональный.

— Если мы не объединимся, — озабоченно сказал Хоуден, — это будет самоубийством для Канады как страны… уничтожением.

— А мне кажется, будет самоубийством, если мы объединимся. — И Дейц невозмутимо сказал: — Мы и раньше переживали войны. Я предпочитаю снова это пережить — в качестве независимой страны — и рискнуть.

— Я надеюсь, вы пересмотрите свою позицию, — сказал Хоуден, — подумаете серьезно, тщательно.

— Я уже подумал. Наша линия в политике определена. — Лидер оппозиции улыбнулся. — Вы простите мне, если я придержу свои аргументы до дебатов и выборов. — И добавил: — Вы, конечно, объявите перевыборы.

— Да, — сказал Хоуден.

Дейц кивнул:

— Я так и полагал.

Словно договорившись, оба поднялись. Хоуден с трудом произнес:

— Полагаю, я должен поблагодарить вас за это. — И он посмотрел на конверт, который держал в руке.

— Лучше не благодарите. А то нам обоим станет неловко. — Бонар Дейц протянул ему руку. — Я ожидаю, что мы скоро станем сражаться друг с другом. И появятся ярлыки — всегда так бывает. Мне хотелось бы не чувствовать в этом чего-то личного.

Джеймс Хоуден пожал протянутую руку.

— Нет, — сказал он, — в этом не будет ничего личного.

И подумал: каким-то образом этот тощий человек стал словно бы выше.

Поспешно — минуты бежали с такой стремительностью — премьер-министр вошел в свой парламентский кабинет с пачкой бумаг в руке. Он был в колючем настроении.

Его ждали четверо: Ричардсон и Милли, только что приехавшая Маргарет Хоуден и Эллиот Проузи. Помощник взволнованно посматривал на часы.

— Еще есть время, — резко бросил Хоуден, — но только-только. — И спросил Маргарет: — Не подождешь ли ты меня внутри, дорогая?

Когда она ушла в его кабинет, он выбрал из кипы бумаг телетайп, который прислал ему Ричардсон. Это было сообщение о вердикте в Ванкувере: освобождение Анри Дюваля и порицание, вынесенное судьей Эдгару Крамеру. Он прочел это минуту назад, вернувшись в палату.

— Худо дело, — начал Ричардсон, — но мы можем спасти…

— Я понимаю, — прервал его Хоуден. — Это я и намерен сделать.

Он почувствовал свободу действий, которой не было раньше. Несмотря на трагедию с Харви Уоррендером, угроза ему лично исчезла. У него в руке было прошение Уоррендера об отставке — небрежно написанное, но тем не менее действительное.

И он сказал главе партии:

— Сегодня днем дайте в прессе заявление, что Дювалю будет немедленно выдана временная иммигрантская виза. Можете процитировать меня, сказав, что никакой апелляции на решение ванкуверского суда не будет, как и попыток депортировать Дюваля. А также, что по моей личной рекомендации кабинет министров обсудит возможность издания правительственного декрета о предоставлении Дювалю как можно быстрее полного иммигрантского статуса. Вы можете добавить что-то насчет того, что правительство, как всегда, уважает прерогативы судов и права индивидов. Все ясно?

Ричардсон с одобрением ответил:

— Еще бы не ясно. Вот теперь вы заговорили.

— Еще кое-что. — Слова вылетали быстро, в приказном тоне. — По этому вопросу вы меня цитировать не можете, но я хочу, чтобы стало известно, что этот Крамер освобождается от своих обязанностей и будет подвергнут дисциплинарному взысканию. Более того: если вы сможете внедрить идею, что Крамер с начала и до конца дезориентировал правительство в отношении истории с Дювалем, будет еще лучше.

— Хорошо, — сказал Ричардсон. — Действительно очень хорошо.

Резко повернувшись к своему помощнику, премьер-министр приказал:

— И проследите, чтобы все было сделано. Позвоните заместителю министра и скажите, что таковы мои инструкции. Можете добавить, что я лично считаю Крамера непригодным для работы впредь на ответственном посту.

— Слушаюсь, сэр, — сказал Проузи.