В высших сферах

— Что ж, — сказала Маргарет, — могу понять. — И, поскольку он молчал, добавила: — Если тебе от этого станет легче, хотя я не думаю, что бумага что-то меняет, кроме как для Харви Уоррендера. Я всегда считала, что тебе была предназначена такая доля, предназначено делать то, что ты делал. — Она вернула ему бумагу и мягко добавила: — Каждый совершает что-то плохое и хорошее. Сожги ее, Джейми. Ты уже давно это ликвидировал.

Подойдя к камину, он зажег спичку, и вспыхнула бумага. Он держал ее за уголок, пока пламя не добралось до руки. Тогда он бросил бумагу, увидел, как она вся сгорела, и каблуком превратил ее в пепел.

А Маргарет что-то искала в сумке. Наконец вытащила квадрат печатной бумаги и сказала ему:

— Я увидела это в сегодняшней утренней газете. И вырезала для тебя.

Он взял у нее бумажку и прочитал: «Для родившихся под знаком Стрельца сегодня успешный день. Удача поворачивается…»

Не докончив чтения, он скомкал бумагу.

— Мы сами создаем свои богатства, — сказал он. — Я создал свое, женившись на тебе.

Без трех минут четыре Артур Лексингтон стоял в правительственной гостиной.

— Лихо вы это раскроили, — сказал министр внешних сношений.

Джеймс Хоуден кивнул:

— Немало пришлось потрудиться.

— У меня плохие новости, — быстро произнес Лексингтон. — Сразу после вашего выступления Несбитсон и остальные пятеро намереваются выйти из палаты.

Это было последним ударом. Раскол кабинета министров при шести подавших в отставку — это достаточно серьезно. А чтобы бывшие министры к тому же ушли из палаты — окончательно порвали с правительством и своей партией, — это уже похоже на катастрофу. Какой-то один член парламента еще может раз в поколение уйти из палаты в высокодраматичный момент. Но чтобы четверть кабинета министров…

Хоуден мрачно подумал: это — как ничто другое — сосредоточит внимание на оппозиции Акту о союзе и ему самому.

— Они внесли предложение, — сказал Лексингтон. — Если вы отложите объявление, они приостановят свою акцию, пока мы снова не встретимся.

На секунду Хоуден заколебался. Хотя и поздно, но он все еще может успеть позвонить в Вашингтон. У Милли прямая линия…

Затем он вспомнил слова президента: «Время не терпит. Расчет, разум, логику — мы все использовали… Если у нас еще есть время, то благодаря Божьей воле… Я молюсь, чтобы нам был дарован год… Самое лучшее для наших детей; для их еще не родившихся детей…»

И он решительно заявил:

— Ничего откладывать мы не будем.

— Так я и думал, — спокойно произнес Лексингтон. И добавил: — Я полагаю, нам следует идти.

Зал палаты общин был забит до отказа — ни одного свободного места внизу, да и все галереи заполнены. Каждый дюйм зала был до предела занят — публика, пресса, дипломаты, почетные гости. Зал волновался, когда вошел премьер-министр с Артуром Лексингтоном позади. Выступавший член парламента с задних скамей правительственной стороны, глядя на часы и памятуя указания партийных вождей, заканчивал свою речь.

Джеймс Хоуден вторично за день поклонился спикеру палаты и занял свое место. Он чувствовал это множество глаз, смотревших на него. Скоро, когда заработает пресса и телетайпы начнут выплевывать срочные сообщения, на него будет смотреть вся Северная Америка, даже весь мир.

Над собой, на галерее для дипломатов, он видел советского посла, сидящего напряженно, без улыбки; посла США Филиппа Энгроува; высокого комиссара Великобритании; послов Франции, Западной Германии, Италии, Индии, Японии, Израиля… и с дюжину других. Сегодня вечером отчеты пойдут по телеграфу и с курьерами во все основные столицы.

В галерее спикера послышался шелест, когда Маргарет проходила на свое место в первом ряду. Она посмотрела вниз и, встретившись взглядом с мужем, улыбнулась. Напротив центрального прохода расположился Бонар Дейц, внимательный, выжидающий. Сгорбившись, за Дейцем сидел калека Арнолд Джини с горящими глазами. На правительственной стороне, справа от Хоудена, с легким румянцем на щеках сидел Эдриен Несбитсон, расправив плечи, и тупо смотрел перед собой.

Рассыльный уважительно положил перед премьер-министром записку. Она была от Милли Фридман. «Объединенная сессия конгресса собралась, и президент вошел в Капитолий. Он задержался из-за приветствовавших его толп на Пенсильвания-авеню, но речь начнет вовремя».

«Задержался из-за приветствовавших его толп». Джеймс Хоуден почувствовал приступ зависти. Сила президента держалась твердо и возрастала, в то время как его сила таяла.

И однако же…

Никогда — до последнего часа — не считай, что ты проиграл. Если он пойдет ко дну, то будет бороться до конца. Шесть членов кабинета министров — это еще не вся страна, и он обратится к народу, как делал раньше. Быть может, он все же сможет выжить и выиграть. В нем появилась сила и уверенность.

Четыре секунды до четырех. Палата общин затихла.

Здесь бывало порой буднично — скука, заурядность, мелкие перебранки. Но палата при необходимости могла проникнуться осознанием большого события. Это и произошло сейчас. Наступил момент, который запомнит история, сколько бы лет у истории ни осталось.