В Заболотье светает

- Ну? - взглянул на меня Михась. - Скажешь, может, что только пьяный я мог так написать? Написал, а тогда уже, брат, выпил. Тебя, черта, стыдно было, Василь!.. Теперь, конечно, ты не признаешься, а думал же про меня, что выкинете вы дурака с колхозного поля вон, как червяка из мяса, и вот буду я ковыряться там один, как жук в дерьме. Считали вы, что буду и я, как какой-нибудь Хрен Иванович, целые годы раздумывать, собираться. Вы тогда подумали: я не шутя про речку сказал, что я живу за рекой? Я так только ляпнул сдуру. Я про ногу свою думал: куда мне соваться на одной-то ноге? Вы считали, что мне земли своей жалко? На черта мне земля, если один останусь, без людей? Я ему сегодня дал! Я ему показал, где комар муху пасет! Только вы его здесь и видели! Вот как!

- Кому дал? Кого видели? - удивились мы.

- "Кому", "кого"? Копейку, кого же еще!

- Ай-ай-ай, - испугалась мама.

- Ты, старая, сиди и, покуда что, молчи. Я кровь проливал за советскую власть, а он мне что? Ты понимаешь, Василь, до чего он дошел: шептаться со мной вздумал, как с этими, со своими, компании со мной искать! Да ничего, я вам, хлопцы, потом расскажу. Он мне на наших людей!.. Э-эхх и... Погоди, старая, я не ругаюсь, я не пьяный. Я ему дал! Я от порога зашел, подпорочку свою взял вот этак вот, снизу, и - впер-ред, гвардия, ура! По горбу костылем, по горбу!.. Я ему... этому самому, так и сказал: двадцать четыре часа, и чтоб духу твоего не было в Заболотье!.. Вот так. Ну, а потом, конечно, выпил...

Позже, когда он немножко успокоился, мать сказала:

- А ты, Михаська, про ногу это зря. Живут же люди, что тут поделаешь? Найдется и тебе работа. Ведь дома ты тоже без дела не сидишь...

- Ай, теща, не учи!.. Я сам уже сто раз все передумал.

- И Валька будет работать. Зря ты тогда на всех - на Василя, на Вальку...

- Не надо, мама, не надо больше, - сказал Микола. - И так все... Не надо.

Михась хотел что-то сказать, но только посмотрел на Миколу, подумал и улыбнулся.

- Правильно, мать? - спросил Микола и, засмеявшись, прибавил: - Одно только неправильно - бутылка на пустом столе.

- Ай-ай! - всполошилась старушка. - А я, и верно, сижу да гляжу...

- За стол? - сказал Михась, когда я пригласил его садиться. - Один за стол? А Валя? Без нее я не сяду. Она у меня во какой человек! Микола, а ну, моментально за Валей! И Валю мне, и Верочку сюда! Бегом!

- Теперь командуешь, - остановила его мама. - А почему не привел ее с собой сразу?

- Сразу? Ее дома не было, пошла к Марыле, что ли... Да что там сразу! Сразу мне надо было говорить с Василем!..

Валя с Миколой пришли очень скоро. Когда она - веселая, с девочкой на руках - вошла, чуть не вбежала в хату, я очень ясно вспомнил свое возвращение, ту нашу встречу. Первое, что она сейчас сделала, это поздоровалась с мамой. Они поцеловались, и Валя еще больше раскраснелась.

- Возьмите, мама, - передала она матери на руки, как дорогой подарок, свою малышку.

- Внученька моя! Я думала, и ты меня забудешь... Что, не забыла меня, Верочка?

"Вот видишь, - думал я, - все так и вышло, как я тогда говорил, а ты..." Хотел сказать это сестре, но она сама посмотрела на меня и на всех, а потом на своего Михася и с укором сказала:

- Вот глупые мы с тобой, Миша, а? И надо было так долго упрямиться!

А зять мой, как будто совсем протрезвев, как будто навсегда желая отмахнуться от того, что было, опустил глаза и пробормотал:

- Ну ладно уж, ладно...

12

Наш райцентр.

На углу Первомайской улицы, куда я сворачиваю с площади, по-прежнему стоит костел. У дверей его вделана большая медная доска: "Анно Домини 1686..." Догадаться, что на латыни написано, нетрудно. 1686 - это год основания костела. А пониже имя - "Ян Бонифаций Рушчиц". Он, должно быть, и построил этот "божий дом". Гляжу на огромное старинное здание, и мне чудится, что оно вцепилось в землю вековыми корнями... Дурное зелье глубоко растет. Поместье и костел, плеть эконома и крест ксендза - вот на чем они тут держались, те, кто пил нашу кровь. А где теперь поместья, где теперь паны? Остался только ксендз.

Рядом с костелом дом ксендза - "плебания". Здесь и сидит, как старый сыч в дупле, "преподобный отец". Прохожу по тротуару мимо ксендзовых дверей, и вдруг они открываются...

- А, здравствуйте!

- Василь Петрович, вы? Товарищ председатель...

Наш уважаемый шляхтич Шпек чуть в обморок не упал от такой неожиданной встречи.

- Ну, что ты здесь делаешь? Почему ты сегодня не в лесу?

- Да я все, товарищ председатель, с почками со своими вожусь. В понедельник был, так вот мне доктор и велел...

- Значит, тут теперь амбулатория? Что ж это вывески не видно?

- Хе-хе-хе, вывески! Вы всегда, товарищ председатель, как скажете... А я, это, иду в аптеку.

- И по дороге к дяде зашел? Ну, понятно, неудобно мимо пройти.

- Я только туда теперь, в аптеку, и сразу назад. Сам знаю, не такое время, чтоб расхаживать.

- Так вот иди и скажешь бригадиру, чтоб дал тебе работу. Такую, чтоб по почкам.

У него еще хватило духу захихикать, как старая потаскушка.

Но я не стал больше слушать, ушел.